15 ноября 2013

Интервью с программным директором Музея истории евреев Польши

Открытие Музея евреев Польши. Источник: www.jewishmuseum.org.pl

Наталия Синяева-Панковска. Впервые опубликовано в «Еврейская газета» № 11 (135), Ноябрь 2013, Берлин.

В апреле этого года, в 70-ю годовщину начала восстания в Варшавском гетто, состоялось открытие Музея истории евреев Польши, который расположился напротив известного памятника героям восстания. Главную экспозицию музея планируется открыть через год, но он уже является действующим: здесь экспонируются временные выставки и проводятся различные мероприятия. Кроме того, музей реализует многочисленные культурные и образовательные проекты.

Здание музея, спроектированное Райнером Махламаки, отличается минималистским дизайном снаружи и весьма непростым – внутри. В 2005 г. мало известный международной общественности финский архитектор получил свой первый интернациональный проект, выиграв в конкурсе у таких знаменитостей, как, например, родившийся в Польше Даниэль Либескинд – автор комплекса Еврейского музея в Берлине.

Жюри конкурса было важно, чтобы здание музея было скромным, сочеталось с расположенным напротив памятником и не отвлекало внимание от экспозиции. Авторам проектов следовало также учитывать то обстоятельство, что музей расположен в районе Муранов, который в 1940–1943 гг. был частью гетто. Отсюда с 22 июля 1942 г. евреев вели на станцию, с которой ежедневно 5–6
тыс. человек отправлялись в Треблинку. Здесь произошли первые бои восстания, а в пяти минутах ходьбы отсюда находился штаб Еврейской боевой организации во главе с Мордехаем Анилевичем.

Как уже сказано, минималистский проект Махламаки пришелся жюри больше по душе, чем очень интересный, но экстравагантный проект Либескинда. Здание из стекла – светлое и прозрачное – должно, по замыслу авторов, «сообщать»
посетителям о том, что здесь им расскажут тысячелетнюю историю жизни евреев в Польше. Именно жизни. И это символично, особенно для Муранова, полностью разрушенного после восстания в гетто и отстроенного после войны.

Идея создания музея родилась в 1995 г. у неправительственной организации – Ассоциации Еврейского

исторического института. Позднее ей удалось заинтересовать этим проектом польское правительство. В 2005 г. ассоциация заключила договор с горсоветом Варшавы и Министерством культуры и национального возрождения Польши. Горсовет оплатил начатое в 2009 г. строительство (200 млн злотых), министерство – некоторые текущие расходы, а ассоциация была ответственной за разработку главной экспозиции и сбор средств на ее создание (для этого потребовалось 130 млн злотых). За несколько дней до открытия здания главный раввин Польши Майкл Шудрих
укрепил у входа в него мезузу, сделанную из довоенного кирпича, найденного по соседству – на известной еврейской улице Налевки.

В проекте Махламаки многое связано с еврейской историей. Так, фасад здания напоминает расступившееся Красное море, а песочного цвета стены внутренних помещений – пустыню Негев. На стеклянном фасаде латинскими и ивритскими буквами написано Polin, что в переводе с древнееврейского означает «Польша». Именно сюда, по легенде, в Средние века Бог велел идти евреям, спасавшимся от преследований. Хотя в музее еще нет главной экспозиции, он уже стал своего рода магнитом: лишь за первые два дня после открытия его посетили около 16 тыс. человек, в основном – жителей Варшавы.

Барбара Киршенблатт-Гимблетт – профессор
Нью-Йоркского университета,
программный директор главной экспо-
зиции Музея истории евреев Польши.
Автор многочисленных публикаций,
в том числе соавтор таких книг, как
«Destination Culture: Tourism, Museums,
and Heritage; Image before My Eyes: A Pho-
tographic History of Jewish Life in Poland,
1864–1939», «The Art of Being Jewish in
Modern Times». В 2008 г. за свои жизнен-
ные достижения она была удостоена
премии Фонда еврейской культуры и
Фонда Mlotek Prize. Является членом кон-
сультативных советов Института еврей-
ских исследований YIVO в Нью-Йорке,
Еврейского музея в Вене и Еврейского
музея и Центра толерантности в Москве.

Профессор Барбара Киршенблатт-Гимблетт, хорошо известная в академических и музейных кругах, с апреля 2006 г. является программным директором главной экспозиции. Сама Барбара родом из Нью-Йорка, но до войны ее отец выехал в Америку из польского Опатова. Барбара немного знает польский и имеет польский паспорт. Чувствуется, что для нее работа над экспозицией имеет не только профессиональное, но и личное значение: о музее Барбара может говорить бесконечно.

– Барбара, какой вы видите миссию нового музея?

– С моей точки зрения, у миссии музея три главных аспекта. Первый – показать богатую цивилизацию, которую создали польские евреи. Холокост унес жизни 90% евреев Польши, так что из-за геноцида, эмиграции и ассимиляции информация о присутствии евреев на польских землях и об их заслугах перед этой страной была в значительной мере стерта из памяти.

Во-вторых, музей может воссоединить поляков с еврейским прошлым их собственной истории и воссоединить евреев во всём мире с историей польских евреев. Ведь предки около 70% евреев – из Польши. И тут нам еще предстоит немало поработать. Многие считают, что история польских евреев заканчивается Холокостом. Всё еще существует негативное восприятие Польши как эпицентра геноцида, как еврейского кладбища, как антисемитской страны. Поэтому одной из наших главных задач является открытие для евреев их собственной истории и нового понимания Польши сегодня и в прошлом. Очень важно восполнить то, что было утрачено, для еврейских посетителей, особенно для тех, кто потерял близких во время Холокоста. Но это важно и для поляков, живущих в городах, еще сохранивших следы когда-то существовавших здесь многочисленных еврейских общин. Например, в Белостоке до Второй мировой войны евреи составляли 52% населения, в Варшаве и Лодзи – около 30%, в Кракове – 25%. В 1942 г. в Опатове, родном городе моего отца, 6500 евреев, составлявших 65% населения, исчезли буквально за два дня – их выслали в Треблинку. Нынешние жители тех мест чувствуют, что чего-то не хватает, но не имеют четкого понимания того, что же там было прежде. И эту пустоту призван заполнить наш музей.

Третий аспект – способствовать возрождению еврейской жизни в Польше. Нынешняя еврейская община здесь несоизмерима с 3,3 млн евреев, которые жили в Польше до Холокоста. Но есть много людей, от которых на протяжении десятилетий из-за страха или стыда скрывали их еврейские корни. Музею предоставляется шанс показать, что в подобной ситуации нет места страху и стыду.

– И это, говоря словами известного польско-еврейского публициста Константы Геберта, поможет еврейской истории вновь стать частью польской истории?

– Исторический нарратив главной экспозиции предлагает альтернативное видение польской истории. История
Польши является неполной без истории польских евреев, а история польских евреев является неотъемлемой частью
истории Польши. Ведь известно, что между двумя мировыми войнами около 40% населения Польши не было этнически польским – оно состояло из евреев, немцев, украинцев, белорусов. Музеи Холокоста в большинстве своем показывают Холокост в контексте истории ксенофобии: геноцид является логическим завершением того, что начинается с ненависти. Перейти от ненависти к геноциду относительно легко. Но геноцид не является логическим заключением истории польских евреев. Холокосту будет посвящена одна из семи галерей главной экспозиции музея, и он не будет представлен в качестве логического или неизбежного заключения тысячелетней истории. Это очень важно для Польши, для евреев, для всего мира, потому что в его глазах Польша стала эпицентром Шоа, поскольку немцы построили лагеря смерти на польской земле, именно там, где проживало больше всего евреев.

В глазах многих людей Польша, и «польский антисемитизм», и Шоа – это одна история. Наша главная экспозиция призвана изменить это восприятие. Польша и польские евреи никогда не восстановятся после Холокоста, но многовековое
присутствие евреев в Польше является доказательством чего-то большего, чем только ненависть и геноцид. Евреи проживали на польских землях тысячу лет без перерыва. Подобного не скажешь об Испании, Англии, Германии, Австрии или Франции. Польша стала домом для самой большой еврейской общины в мире, она была центром еврейской жизни. Этого бы никогда не случилось, будь Польша рассадником антисемитизма.

– Предполагается, что главная экспозиция покажет, какой была еврейская жизнь в Польше до Холокоста. Что было самым трудным в реализации этой идеи?

– Самым сложным было найти баланс между тем, что знают ученые, и тем, что увидят посетители. Специалисты,
готовившие экспозицию, чувствовали огромную ответственность при отборе информации. Было важным не перенасытить выставку деталями, сделать ее доступной для восприятия.

Второй момент – нахождение пути передачи информации в условиях отсутствия экспонатов. Например, первая
галерея – «Средневековье» – охватывает почти шесть столетий. Существует очень мало аутентичных предметов той эпохи. Нам пришлось быть очень изобретательными в поисках путей передачи исторической информации при отсутствии
визуального материала, связанного с историей польских евреев той эпохи. Непросто было и убедить людей осознать
ценность создания копии деревянной крыши Гвоздецкой синагогиДеревянная синагога в городке Гвоздец, который
сегодня находится в Западной Украине, была построена еврейскими и польским мастерами предположительно в 1640 г. и
разрушена во время Второй мировой войны, как и остальные деревянные синагоги Польши.. Это был дорогой и
сложный в организационном плане проект – в нём участвовали 300 волонтеров, мастеров, художников, ученых.

Ну и еще мы имели дело с различным пониманием истории и сталкивались с различными точками зрения на то, как
она должна быть представлена и какие должны быть сделаны акценты. Выслушав множество мнений, мы сделали свой
выбор.

– Вы упомянули копию крыши и разукрашенный купол Гвоздецкой синагоги. Как я понимаю, она будет центральным элементом главной экспозиции?

– План главной экспозиции предусматривал, что вся галерея, посвященная XVIII в., сосредоточится под крышей синагоги и вокруг нее. Но когда историк Адам Теллер увидел этот план, он предложил создать в галерее два центра: экономический, представленный инсталляцией рынка, и центр еврейской общинной жизни под куполом синагоги. Первоначально планировалось использовать не разукрашенную деревянную крышу. Но в 2007 г. дизайнер музея Майкл Беркович познакомил меня с неправительственной образовательной организацией Handshouse Studio из Массачусетса, которая уже
какое-то время занималась польскими деревянными синагогами. Когда они мне объяснили, что восстанавливают
утраченные объекты и одновременно в процессе воссоздания изучают их, я сразу поняла, что мы должны объединить наши усилия в создании копии крыши синагоги.

– С какими еще трудностями вам пришлось столкнуться при подготовке экспозиции?

– Самым сложным было начинать с нуля и музей, и главную экспозицию. Мы должны были создать международную и
междисциплинарную команду ученых. Это было нелегко, но сейчас именно это является сильной стороной нашего проекта. В нем участвуют специалисты из Польши, Израиля и США. Среди них есть не только историки, но и специалисты в области литературы, искусства, философии, религиозного диалога, социологии, антропологии, социальной психологии.

Какие еще были трудности? Деньги, время, цель и масштабность проекта. И еще: у музея будет разнообразная аудитория,
поэтому нужно было учитывать различные ожидания, а также реагировать на различные попытки давления.

– В числе тех, кто работал над экспозицией, – известные польские и зарубежные ученые, такие как Ханна Заремска, Адам Теллер, Марчин Водзинский, Самуэль Кассов, Барбара Энгелкинг, Яцек Леоцак, Хелена Датнер, Станислав Краевский. Среди научных консультантов музея – Мариан Турский, Владислав Бартошевский, Феликс Тых, Антони Полонски, Моше Росман и многие другие. Как вы отбирали ученых для подготовки экспозиции?

– Мы хотели для каждого периода-галереи нашей экспозиции найти лучших специалистов, которые к тому же были бы сильными концептуализаторами. Они должны были уметь широко мыслить и быть в состоянии воплотить свои знания в яркую историческую экспозицию, найдя подход к нашей аудитории. Они должны были не только быть экспертами, но и иметь хорошие коммуникативные навыки, уметь работать в команде. Поэтому у меня и у будущего директора музея Ежи Хайлберштадта ушли годы на отбор специалистов для разработки экспозиции.

– Над созданием главной экспозиции, без сомнения, работали великолепные специалисты. Значит ли это, что у вас нет никаких опасений, связанных с ее открытием?

– Опасений множество, но я искренне верю в то, что, когда главная экспозиция будет готова и все ее увидят, то окажется, что все эти опасения безосновательны. Некоторые беспокоятся о том, что это будет «музей антисемитизма», что он
будет антипольским или недостаточно пропольским. Другие переживают, что мы избегали освещения темы антисемитизма или недостаточно подчеркнули ее значимость. Третьи опасаются, что мы недостаточно внимания уделим известным коммунистам еврейского происхождения и связанной с ними проблеме «жидокоммуны». Четвертые полагают, что мы можем недостаточно осветить тему праведников народов мира, спасавших евреев во время войны или, наоборот, роль тех, кто евреев выдавал.

Существуют определенные страхи в связи с тем, что не будет уделено должное внимание ассимилированным полякам
с еврейскими корнями и их вкладу в развитие Польши и мира. Некоторые считают, что история польских евреев должна быть представлена в территориальных рамках Польши в определенный период. Другие же, наоборот, рассматривают ее как международную и транснациональную, а польских евреев – как часть более широкой еврейской диаспоры.

По мнению одних, экспозиция должна начинаться и заканчиваться Холокостом, другие предлагают показывать только современный период, а для третьих важными являются межвоенное время, Холокост и послевоенное время. Кроме того, ведутся дебаты о том, с какой перспективы мы показываем историю польских евреев – с «польской», «еврейской» или какой-то другой.

– Музей расположен на территории, на которой ранее был совершен геноцид. Вы подчеркиваете, что музей будет выходить за рамки музея Холокоста. Какое отношение он имеет к евреям, проживающим сегодня в Польше, к полякам, к представителям международной аудитории?

– Я считаю этот музей международным, поскольку Польша – это часть Европы и часть мира. Мы знаем, что экспозиция будет особенно значимой и эмоциональной для наших еврейских и польских посетителей, но мы надеемся, что каждый посетитель музея найдет в экспозиции что-то важное для себя и сможет провести определенные параллели со своей принадлежностью к меньшинству или большинству. История, которую мы рассказываем, уникально польская и уникально еврейская, но в то же время универсальная, близкая многим – будь то представители вьетнамского меньшинства в Польше, афроамериканцы, проживающие в Европе мусульмане или те, кто пережил геноцид в Косово, Камбодже или Руанде.

– Какова связь между музеем и самоидентификацией? Насколько он важен для еврейской и польской идентичностей?

– Интересный вопрос. Я думаю, что еврейские музеи в США и Канаде являются музеями идентичностей или были такими долгое время. Но, конечно же, они рассчитаны и на более широкую аудиторию. Обычно они создавались евреями, посвящены еврейским темам, их главная аудитория – еврейская, их спонсорами были в основном евреи, их поддерживают еврейские общины. Экспозиции этих музеев часто посвящены еврейской идентичности, а в более широком контексте – мультикультурности, толерантности и взаимному уважению. Подобным способом были созданы Национальный музей афроамериканской истории и культуры и Национальный музей американских индейцев в Вашингтоне, Японско-американский национальный музей в Лос-Анжелесе и многие другие музеи, посвященные одному из меньшинств в Америке. Созданы, прежде всего, для них, а уже потом – для более широкой публики.

Ситуация в Польше иная, потому что Польша, где когда-то проживала самая большая еврейская община, сегодня является домом для одной из самых маленьких. Несмотря на то, что создание Музея истории евреев Польши было инициировано неправительственной еврейской организацией, он, как и почти все так называемые «еврейские музеи» в Европе, рассчитан, прежде всего, на широкую местную и международную публику, а в некоторых случаях туристы даже составляют подавляющее большинство их посетителей. Если эти музеи будут зависеть только от еврейской аудитории, они будут вынуждены закрыться.

В других местах – в Лондоне, Париже, Вене, Берлине, Мюнхене, Франкфурте-на-Майне – существуют крупные еврейские общины, но очень часто проживающие там евреи приехали в эти места относительно недавно. Это бывшие советские евреи, евреи из Северной Африки, израильтяне и т. д. Возникает вопрос: чью идентичность должен отражать музей и чью историю?

В Северной Америке существует большая и сильная еврейская община. В Польше иная ситуация. У нашего музея есть потенциал изменить восприятие жителями страны ее истории и себя в ней. Я не рассматриваю это как исключительно вопрос идентичности, а Музей истории евреев – как музей идентичности. Но я думаю, что он может и должен изменить то, каким образом люди видят свою историю и как они видят себя. Он должен изменить то, как евреи во всём мире думают о себе в контексте Польши.

Конечно, это затрагивает идентичность, но в более широком понимании. Идентичность и самоидентификация – это не одно и то же. Идентичность зависит от контекста и от ситуации. У людей может быть множество идентичностей. Некоторые из них приписываются им другими, некоторыми люди наделяют себя сами. Некоторые из этих идентичностей актуальны в одних ситуациях, а в других – нет. Поэтому идентичность не может быть такой категоричной. Хотя я думаю, что интересно поразмышлять об определенно польском способе избегать слова «еврей», используя вместо этого выражение «поляк еврейского происхождения».

Когда я работала с одной женщиной-режиссером над фильмом о том, что значит быть евреем в современной Польше, она интервьюировала разных людей, спрашивала их о том, как они пришли к восприятию себя как евреев. Она интересовалась у их родителей, почему те не сказали детям, что у них еврейские корни. Ответы: «страх», «стыд» и желание защитить своих детей «от этого». Это те люди, которые после войны по разным причинам решили остаться в Польше и начать новую жизнь. Они закрыли дверь в свое еврейское прошлое. В большинстве своем они женаты или замужем за неевреями и перешли в католицизм. Они воспитывали своих детей как поляков, а во многих случаях – как польских католиков. Они хотели быть принятыми обществом и защитить своих детей. Это огромная цена, которую приходится платить. Стремление к тому, чтобы быть стопроцентным поляком и стопроцентным евреем, даже сложно вообразить. Идеалом является стопроцентный поляк.

– Может ли это когда-нибудь измениться?

– Мне тоже это интересно. Музей истории польских евреев может, конечно, сыграть здесь свою роль. Его здание сделано из стекла, что можно рассматривать как признак прозрачности, призыв не бояться, не прятаться и не испытывать стыд. Мы рассказываем историю польских евреев открыто и без оправданий. Это история, которой, несмотря на имеющиеся в ней темные пятна, могут гордиться и евреи, и поляки. Музей должен стать ресурсом для возобновления еврейской жизни и еврейского самосознания в сегодняшней Польше. Те, кто возрождал еврейскую жизнь в Польше, ориентировались на Америку и Израиль. А Музей истории евреев Польши предлагает польским евреям использовать историю еврейской жизни
на этой земле в качестве ресурса для возрождения еврейского наследия.

– Этот музей уникальный, особенно для Центральной и Восточной Европы. Мне приходилось бывать в Литве,
Украине, Румынии, Молдове и других странах. Хотя там когда-то были значительные еврейские общины, а в некоторых странах они и сегодня больше, чем в Польше, там нет подобных музеев. Есть лишь небольшие, порой общинные музеи. Станет ли Музей истории евреев Польши своего рода вдохновителем для этих стран?

– Все эти страны в разном темпе меняются, как и существующие там музеи. Европейские страны, бывшие когда-то
домом для многочисленных еврейских общин, относятся к своему еврейскому прошлому по-разному. Создание Музея
истории евреев Польши – знак того, что Польша занимает в этом плане лидирующую позицию в Центральной и Восточной Европе, так как это самый амбициозный проект подобного рода в регионе. Последнее, в чём нуждается Польша, – это музей Холокоста, так как вся страна – это музей Холокоста. Есть еще много болезненных вопросов для проработки. Но есть и замечательные ученые, работающие в этом направлении. Ситуация в Литве, Украине, Беларуси или Венгрии складывается по-разному. В правительстве Венгрии находятся откровенные ксенофобы и антисемиты. В Литве приходится сталкиваться с проявлениями «коричнево-красного геноцида», а в Украине проходят церемонии с участием священников в честь бывших эсэсовцев. Но в тоже время нельзя не отметить и усилия по созданию еврейских музеев. Крупнейшим подобным проектом является недавно открытый в Москве Еврейский музей и Центр толерантности. Мой друг из Львова, известный историк Сергей Кравцов, недавно написал мне о попытках создать там еврейский музей. Для каждой подобной инициативы нужен кто-то, кто будет двигать идею, развивать ее.

Беседовала Наталия Синяева-Панковска

По теме: