31 октября 2010

Страх и восхищение: образ России в глазах немцев в первой половине XX века

В образе России в Германии Герд Кёнен видит взаимопротиворечивые элементы притяжения и отторжения. Источник: hourofthetime.com

В России вышел перевод книги известного немецкого историка и публициста Герда Кёнена «Между страхом и восхищением. «Российский комплекс» в сознании немцев. 1900-1945» / М.: РОССПЭН, 2010. Автор стремится отойти от преобладающих в немецкой историографии представлений том, что общественное сознание Германии до Второй мировой было настроено исключительно русофобски. Он склонен видеть в этих отношениях «колебания между страхом и восхищением», «защитным отталкиванием и страстным притяжением».

В Германии книга вышла в 2005 году (Gerd Koenen: Der Rußland-Komplex. Die Deutschen und der Osten 1900-1945) и вызвала большой общественный интерес благодаря полемическому синтезу господствовавших в германской историографии взглядов на российскую историю и двусторонние отношения.

В частности, Кёнен подвергает сомнению тезис известного историка Эрнста Нольте о том, что национал-социализм был вынужденной реакцией на социалистическую революцию и политику классовой нетерпимости, проводившейся Москвой. Кроме того, Кенен опровергает мнение о роли национал-социализма как «ударного отряда антикоммунизма».

Причину недооценки российско-германских связей Кёнен видит в укрепившемся (прежде всего, в трудах Генриха Августа Винклера) в немецкой историографии взгляде на историю Германии как поступательном движении к европейской интеграции, тогда как в тени остался не менее значимый аспект ее культурной идентичности, тесно связанный с духовными контактами с Россией. Немецких интеллектуалов «завораживали» фигуры Толстого, Достоевского, Горького, классический балет и экзистенциалистская живопись.

Основой взаимной притягательности России и Германии Кёнен считает геополитическое сходство двух политических образований:

«прусская Германия и Россия не были четко очерченными национальными государствами в западном смысле слова, это были два больших государственных комплекса, связанных между собой многогранными связям».

Кёнен считает, что вопрос отношения к России был настолько важен, что по этому признаку можно проводить разделение немецких политических сил: «антибольшевизм находил самое яркое отражение в республиканских партиях, прежде всего в СДП, в то время как правые радикалы испытывали в связи с действиями Ленина одновременно чувство отвращения и восхищения».

Продолжая анализировать эволюцию национал-социалистической доктрины в ее связи с политикой в отношении Советской России, Кёнен замечает, что, начиная со второй половины XX годов, Гитлер

«ориентировал партию на решительный антибольшевизм и на борьбу за жизненное пространство на востоке, которое было необходимо рейху для того, чтобы снова стать мировой державой. … Однако в решающих предвыборных схватках в начале тридцатых годов речи об этом не было. Вместо этого на первый план вышла как внутренняя опасность большевистская КПГ, якобы поддерживаемая и управляемая новой “железной империей”… Столь же расчетливо, как и по отношению к собственной буржуазии, нацистский режим выступал с 1934 года в роли мнимого оплота против большевизма также перед западными державами-победительницами».

Кёнен считает, что нападение Германии на СССР в 1941 году было продиктовано скорее военно-стратегическими, нежели идеологическими соображениями. Гитлера беспокоил рост военно-технического потенциала СССР на Востоке, который он считал своим тылом во время войны в Европе. Важным фактором страха становилась также растущая военно-экономическая зависимость от Советского Союза.

Рассматривая образ России в немецком сознании, историк соглашается, что немцам импонировала российская критика Запада, созвучная их собственным опасениям :

«Достоевский, например, стал уже в немецкой военной публицистике, начиная с 1915 года, главным, до излишества цитируемым свидетелем против западной, 'римской' цивилизации. Были всевозможные народно-романтические мечтания о германо-славянском синтезе, который должен устранить ущерб, нанесенный западному миру цивилизацией, причем в этой метафорике германский элемент означал мужское начало, славянский — женское. Или же была четкая формула о 'молодом народе', Меккой которого была тогда красная Москва».

«Оба «народа-парии» считали себя изолированными западными державами-победительницами. И образ большевизма в таких условиях ни в коей мере не был негативным. Новое творение Ленина взорвало все привычные представления и категории, в том числе традиционный марксизм, в пользу модели государства и общества, которая в плане дисциплины, организации и техники намного определеннее брала на вооружение немецкий образец».

Сложность отношения к России Кенен считает отражением проблем культурной и политической интеграции Германии со своими западноевропейскими соседями и США.

«Автор понимает германский комплекс в отношении России как выражение бесполезного антагонизма, связанного с привязкой Германии к Западу и ее американизацией. Естественность русских людей, культурное многообразие народов российской империи, необъяснимость страны, страстная вера православных, мистическое и отсталость, с одной стороны, и способность к революционному порыву и перелому, в том числе, и именно в искусстве, дали надежду: ex oriente lux. В политическом плане это корреспондировалось с точкой зрения, что Германия могла реализовать свои запоздалые претензии на участие в формировании мировой политики только с позиций европейской гегемонии. Для этого было необходимо территориальное объединение с востоком или сотрудничество с Россией, когда необходимо, то и за ее счет, что благодаря провалившейся гитлеровской политике жизненного пространства ускорило интеграцию с Западом в культурной, экономической и политической областях».

Хотя книга Кёнена заканчивается 1945 годом, он видит отголоски этого амбивалентного восприятия России Германией и в последующие годы. И хотя «после 1945 года, после эпохального столкновения двух стран, действительно возникла совершенно новая восточно-западная система координат, в которой периоды мировых войн в целом покончили с этими излишними немецкими фантазиями о России», интерес немецкой публики к России остается стабильно высоким:

«Почти все корреспонденты немецкого телевидения в России пишут бестселлеры. А фильмы о сибирских реках привлекают летом феноменальное количество зрителей».

Однако традиционный «российский комплекс» в современной Германии уже очень слаб. Последним заметным проявлением этого феномена Кенен считает период распада Варшавского блока, конца холодной войны и распада СССР:

«В немецкой горбимании, наверное, действительно находит еще раз свое выражение неясная надежда на излечение. Последний генеральный секретарь КПСС предстал тем человеком, который освободил человечество от кошмара большой ядерной войны. С его личностью связывали мечту о том, что эту огромную страну на востоке можно еще раз реформировать мирным путем с помощью просвещенной деятельности государства, с помощью «перестройки». Определенный властно-политический элемент можно было распознать в большей степени в «немецком пути Шредера (Schroeder)» и в расплывчатом наброске оси Париж-Берлин-Москва. Но Федеративная Республика является и будет оставаться плотно интегрированной стабильной системой связей, как Франция и даже сама Россия. Связка Шредер-Путин — это было, скорее, последнее историческое дуновение».

Полностью интервью с Гердом Кёненом (Gerd Koenen) газете Die Welt можно прочитать на сайте Иносми

Биографическая справка:

Герд Кенен родился в 1944 г. в Марбурге-на-Лане. Принимал активное участие в левом политическом движении. Изучал романистику, истрию и политологию. Как историк, писатель и публицист занимался проблемами восточноевропейской истории, германо-российскими отношениями и историей коммунизма. В 2007 году за книгу “Русский комплекс” удостоен Награды Лейпцигской книжной ярмарки “За европейское взаимопонимание”. Живет во Франкфурте-на-Майне.