Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом
Человек в истории.
Россия — ХХ век
17/XII. По дороге к«Фрунзенской» встретили в троллейбусе женщину, составлявшую накануне список участников «Трибуны», выразивших желание стоять в почетном карауле. Вокруг Дворца молодежи — пустыня. Редкие цепи милиционеров. Благодаря списку, легко прошли внутрь. Огромный зал. В потолке большой стеклянный купол. В центре купола сходятся узкие черные полотнища, противоположные концы которых укреплены по окружности купола. В одной стене — глубокая ниша. Там, на фоне красных и черных полотен, — большой портрет Сахарова. Тот же, что был на стене дома, только увеличенный, на полу в нише — венки. Перед нишей — помост, на нем — гроб с телом, приподнятое изголовье обращено к нише. Лицо у А.Д. спокойное, задумчивое и, как всегда, отрешенное — человек глубоко погружен в собственные мысли. Только глаза, всегда пристальные и внимательные к тому, что здесь и сейчас, глаза А.Д., закрыты. Глаз нет, поэтому сразу понятно, что смерть, что Сахарова нет. Справа от гроба (если стоять у изножья лицом к лицу А.Д.) несколько рядов стульев. В первом ряду сидит Люся, еще кто-то. Люся то встает, то снова садится. Обнялась с Акивой. Оба заплакали, расцеловались. Рядом со стульями толпятся люди, кучка людей по другую сторону гроба. Много репортеров. Мужчины увешаны фото- и киноаппаратами. Вспышки и жужжание кинокамер. У нескольких репортеров в руках еще небольшие металлические стремянки. Они ловко расставляют их, влезают на последнюю ступеньку и снимают. Снимают, лежа на полу, сидя на корточках, положив пушку на плечо того, кто стоит впереди. Особенно изощрялся один удивительно верткий толстяк. Брюки сползли почти до колен, огромный живот кое-как прикрывает белая майка, ворот расстегнут, волосы торчат во все стороны. Люсю снимают непрерывно. Не помогают никакие просьбы. Как она это выдерживает, непонятно. Стою рядом со стульями у изголовья гроба. Снисходя к моему малому росту, пропускают вперед. Какая-то женщина в черном останавливается рядом с Акивой. «Не могу вас узнать. Кто вы?» — «Яглом Акива Моисеевич». — «Яглом… Акива, это вы? Я — Таня Янкелевич» (Т.Янкелевич — дочь Е.Г.Боннер, жены А.Д.Сахарова). Слезы, короткие объятия. Играет музыка, запись. Рядом со мной — рояль. Когда умолкает запись, за рояль садится пожилая женщина. Иногда к ней присоединяется другая женщина, скрипачка. Час дня. Тишина. Машинально читаю надписи на лентах венков у гроба. «От ветеранов войны в Афганистане». Даже от них, оскорбленных тем, что Сахаров первый сказал, что это была позорная война. Даже от них. Поняли.