Петербургский Шерлок Холмс
Детективный роман Адама Кукхова и Эдвина Тетьенса «Строганый и пропавшие без вести» был опубликован в Германии во время нацистской диктатуры. Как авторы сумели в 1941 году протащить на книжные прилавки антифашистские идеи, читайте в нашем переводе рецензии на недавно переизданный роман.
Когда в 1941 г. появились «Строганый и пропавшие без вести» Адама Кукхофа и Петера Тарина, он казался лишь одним из многих детективных романов, которые были призваны удовлетворить потребность «единого немецкого народа» в развлечении. Лишь позже исследователи популярной культуры открыли, что за этим детективом скрывается захватывающая история. Очевидно, его авторы следовали наставлениям Бертольда Брехта, изложенным в статье «Пять трудностей пишущего правду» 1935 г., где он описал разнообразные способы распространения неприятных истин при диктатуре.
«Так, например, описания, обличающие бесчеловечные порядки, можно незаметно, „контрабандой” помещать и в книгах столь низкопробного жанра, как бульварный детективный роман, вполне оправдывая тем самым использование этого жанра»
Трюк сработал, но авторы попались на собственный крючок. «Низкопробный жанр детективного романа» послужил тому, что эту книгу не заметили, считает Ансгар Варнер, в наши дни повторно опубликовавший «Строганый и пропавшие без вести» в издательстве «E–Book–News Press».
«Роман был замаскирован под бульварное чтиво, и никто не разбирал его предложение за предложением. Однако именно поэтому и позже мало кто был им заинтересован. Работы Адама Кукхофа относительно хорошо изучены, но этот детективный роман всегда словно бы оставался в стороне. По-видимому, с самого начала предполагалось – это все равно не имеет какой-либо литературной ценности. На уровне общего контекста было известно, что роман имел скрытую антифашистскую направленность, но не более того. Не было даже известно, кто скрывается под псевдонимом соавтора.
Проект детектива с подрывными идеями
Под псевдонимом Петер Тарин скрывался рожденный в 1894 г. в Петербурге и проживавший в 1920-х годах в Берлине психиатр и психолог Эдвин Титйенс, который уже во времена Веймарской республики опубликовал успешно продаваемую научно-популярную книгу, посвященную [психологическому процессу] десуггестии, а затем обратился к известному писателю Адаму Кукхофу с идеей написать детективный роман. Как и Титйенс, Кукхоф был задействован в группе сопротивления «Красная капелла». Видимо, поэтому авторский дуэт решается включить в свой писательский проект подрывные идеи. Уже в самом начале романа «Строганый и пропавшие без вести» читатель мог столкнуться с недвусмысленными формулировками.
«Это случилось в Санкт-Петербурге зимой 1909 – 1910 гг., в эпоху между революцией и началом Первой мировой войны. В царской России было все спокойно. Хотя иногда и случались нападения на высокопоставленных чиновников и членов императорской семьи, к этому за последние десятилетия уже привыкли. Даже самая кровавая сенсация сдувается, когда становится обычным делом. Так и необъяснимое исчезновение ряда видных общественных лиц той зимой вызвало гораздо больший отклик, чем все эти убийства».
«Все намеренно не только смещается в другую историческую эпоху, но и географически переносится в царскую Россию. Но по многим деталям, конечно, можно себе представить, как читатель того времени все для себя „переводил”. Царская Россия – это диктатура Гитлера? Кажется, что это не полиция, а гестапо. И конечно, встает вопрос: кто является пропавшими без вести и кто убийцей? И когда люди исчезают, их как-то хоронят, но затем они снова появляются – все это имеет определенный узнаваемый привкус, тем более, что в самом заглавии уже стоит „пропавшие без вести”».
Дворянин и детектив-любитель Сергей Павлович Строганый, своего рода русский Шерлок Холмс, консультирует Петербургскую полицию при расследовании серии исчезновений. По сюжету оставшийся без средств аристократ обретает социальное знание – ему приходится спуститься в трущобы пригородов, побывать в захудалых трактирах, он окунается в трясину преступления, а в середине заснеженного русского леса сталкивается с террористической ячейкой и обнаруживает секретную библиотеку.
«Это один из самых спорных моментов, когда там, в лесной избушке за двойным забором неожиданно обнаруживается анархическая литература, а затем Строганый размышляет, почему все эти сочинения не так уж плохи. Речь идет о вопросе: как далеко может зайти государство в своих реформах и какие средства легитимны, чтобы покончить с насилием и социальной несправедливостью. Это облекается в формулировку: „Когда-нибудь все это рухнет, и чем быстрее, тем лучше”».
«А вы не боитесь этой катастрофы, которая, возможно, коснется и вас? – спросил Строганый, поднимая глаза. Она пожала плечами: – Папа считает, что нет ничего плохого в том, что свершается в свое время. – И бояться? – произнесла она с сияющей улыбкой. – Самое главное, что правда восторжествует. Да, папа. А как же мы? Мы же молоды и можем многое, многое пережили и знаем – чего же нам бояться?»
Авторы искусно используют отсутствие конкретики
Хотя со стороны национал-социалистов и предпринимались неоднократные попытки, особенно в начале войны, использовать детективный роман в своих целях, однако человеческая потребность в развлечении оказалась несовместима с политической индоктринацией. Поэтому в литературе времен Третьего рейха редко махали флагами со свастикой. Место действия, как правило, не было конкретным: нечто столичное, современное, буржуазное. В те годы авторы детективов сознательно отказывались от избыточно реалистичных деталей, чтобы напрасно не раздражать цензоров. В «Строганом и пропавших без вести» Адам Кукхоф и Петер Тарин искусно используют отсутствие конкретики для ассоциаций с как раз весьма конкретными образами, событиями и личностями, – объясняет издатель Ансгар Варнер.
«Когда речь заходит об очередном скандале, в котором полиция выглядит очень плохо, Строганый должен выступить посредником и посылается к человеку, который всегда описывается только в кавычках и с большой буквы, „Он”. „Он” принимает Строганого. Из самой постановке сцены становится понятно, что это царь, но об этом нигде прямо не говорится. Так же, наверное, не назывался бы и фюрер в романе о Третьем рейхе. В кабинете царя показаны такие атрибуты – изящные безделушки на письменном столе, жестяночки, золоченые гербы и так далее, – что читатель думает: так, действительно ли все происходит в Санкт-Петербурге или в Оберзальцберге, или в Рейхсканцелярии?»
«Строганый … был, мягко говоря, потрясен варварской красотой – рядом со старинной шкатулкой с изумительными рельефами из слоновой кости и перламутровыми вставками стояли безвкусные резные рамки для фотографий в форме веера». «Он», статный, шестидесятилетний, тщательно разгладил и зачесал назад редкие волосы над полнокровным лицом и любезно поприветствовал Строганого. – «Садитесь, будьте любезны. Давно не видел. Как Ваши дела?»
Абсолютный литературный успех Титъенса и Кукхофа
Для Адама Кукхофа роман «Строганый и пропавшие без вести», написанный в 1941 г., должен был стать последней, а для его соавтора Петера Тарина (Эдвина Титъенса) – единственной литературной публикацией. Как один из лидеров антифашистской группы сопротивления «Красная Капелла», Кукхоф был арестован в сентябре 1942 года и менее чем через год казнен в Берлинской тюрьме Плётцензее. Как менее заметному члену подпольной сети Эдвину Титъенсу удалось избежать волны арестов, и он умер в 1944 г. в возрасте пятидесяти лет от инфаркта. Позднее стало известно, что в своей берлинской квартире он укрывал еврейских фабричных работниц, из-за чего ему был присвоено звание «праведника мира».
Криминальный роман двух антифашистов интересен не только хорошо замаскированной критикой национал-социалистического государства, но и тем, что элементы детективного напряжения были нужны авторам для погружения в окружающую среду и описания состояния общества. Главный герой имел потенциал для того, чтобы стать героем серии книг. Большое повторное открытие – и снова маленькое издательство.
Ральф Герштенберг
“Deutschlandfunk”
