История о королях и капусте
Помню, каким культурным шоком был для меня овощной магазин в Риге в восьмидесятом году: там на витрине лежали аккуратные, ровные вило́чки. Зимой! Я даже не представлял себе, что такое может быть. Так же, как вы, наверное, не представляете себе продажу капусты в Красноярске в советские времена.
Начнём с того, что в магазинах её не было. Не то выращивали мало, не то хранить не умели, а скорее и то, и другое. В общем, иногда зимой в овощных магазинах БЫВАЛИ дряблые склизкие вилки́, но, как правило, не было и их.
Следовательно, капусту надо было заготавливать самостоятельно. Хранить вилки́ в городских условиях было невозможно, поэтому капусту в больших количествах квасили. Поздней осенью приходили с полей груженые грузовики, и тут же с колёс продавали. С машины мечут вилки́ (а то и вывалят в грязь), народ, отпихивая друг друга, набивает мешки – из-за некоторых особо крепких вилков, бывало, и драка начиналась. Примерно так же продавались арбузы, лук и морковь.
Вообще, добыча еды в советские времена была небезопасным занятием. Когда товар заканчивался, очередь превращалась в давку, и там легко можно было получить «в торец». Драки вспыхивали и в универсамах, где люди сами брали товар – из-за последней бутылки молока, например (много раз был тому свидетелем).
Но особенно суровые битвы происходили во время так называемых ярмарок, когда под большие революционные праздники (1 мая, 7 ноября) продавали из грузовиков всякий дефицит – тушёнку, сгущенку, помидоры маринованные. Всё начиналось затемно, уже в шесть утра на центральном рынке стояли суровые толпы, готовые к борьбе. Приезжает грузовик, сбавляет скорость. Никто не знает, что там будут продавать – может, тушёнку, а может, сапоги. Плотная толпа бежит следом, наиболее настырные цепляются прямо за грузовик, чтобы потом быть первыми, остальные пытаются их от грузовика отодрать, чтобы прицепиться самим. Однажды на моих глазах человек вот так погиб под ногами – за несколько банок сгущёнки. Я и до этого за грузовиками не бегал, но после этого перестал на ярмарки ходить вообще.
Бывал на этих ярмарках и бессовестный обман. Помню, например, пенсионера, горько плакавшего на обочине – он покупал банки с тушенкой (по цене тушенки же), а ему продали зеленый горошек (в разы дешевле). Жестяные банки по размеру одинаковые, ни этикеток, ни надписей, только по номеру на крышке можно узнать, что там внутри. Но, к слову сказать, мужик утешился тем, что купил хотя бы горошка – горошка в магазинах практически не было. Он бывал иногда в трёхлитровых банках, предназначенных, видимо, для общепита. Потому что дома, даже в большой праздник, три литра горошка куда девать? Вот, кстати, на фото, мои дети дорвались до дефицита. Им сказали: ешьте, сколько влезет, всё равно выбрасывать.
Кстати, считалось большой удачей урвать на этих ярмарках консервированные овощи «Глобус» – болгарские, венгерские, гэдээровские и ещё какие-то. Там были маринованные помидоры, огурцы, тот же горошек или фасоль. В общем-то, народ и сам солил не хуже, но это был какой-никакой, а импорт. Всё импортное ценилось. Эти помидоры были не только вкусными, но и престижными, подавали их к празднику.
Картошку или морковку в овощном магазине можно было купить иногда, но «по ту сторону прилавка» уже отобрали всю, что поприличнее, а тебе оставили то, что оставили – поэтому картошку мы предпочитали покупать у бабушек на улице. А многие и вовсе перешли на самообеспечение – на государство надейся, а сам не плошай. Городские жители брали участки «под картошку» (а их распределяли в профкомах – о! профкомы – это особая история), и сажали её, и окучивали, и убирали – для чего предприятия нередко прекращали работу и полным составом, на государственном же транспорте, ехали на поля. Отдельная песня – пресловутые шесть соток, которые давали под дачи, на которых городские люди пытались выполнять продовольственную программу, не надеясь на партию и правительство. Уж не помню, сколько раз на моей памяти принимались продовольственные программы. Но ни одна успеха не имела. Как не будет иметь и нынешняя, 2014 года.
Отдельная песня – подвалы в хрущёвках, оборудованные для хранения овощей и варений, этакая смесь городской и деревенской жизни. Сейчас их, кажется, не осталось совсем – подвалы обрели рыночную ценность. Их стали сдавать в аренду и на месте пыльных деревянных клетушек с висячими замками появились магазины, офисы и парикмахерские. А в советское время все хрущёвки были с такими кладовками, да ещё люди во дворах многоэтажек понастроили погреба, кто незаконным самостроем. кто – в рядах подвальных кооперативов (были и такие). Одним словом, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Пока мы жили с тёщей, я в эти игры ещё играл – на поля не ездил, но закупал осенью картошку в подвал, по дешёвке. Как только мы стали жить самостоятельно, я сказал «баста» и картошку мы покупаем по мере надобности на соседнем базарчике. Вопрос не в цене, а в образе жизни.
Кстати, а кто собирал (и перебирал потом на овощных базах) государственную картошку и капусту? Да опять-таки горожане. Их в организованном порядке снимали с работы (с сохранением зарплаты – «экономика должна быть экономной!»), и квалифицированные специалисты, вместо того, чтобы двигать вперёд высокотехнологичное производство, рылись в грязной земле, выкапывая клубни (а чаще оставляя их в земле – принудительный труд не бывает качественным!). Студенты и вовсе проводили «в колхозе» по полтора месяца. Ни картошку, ни капусту хранить не умели – больше половины её сгнивало в овощехранилище, и вся эта возня на поле была напрасной.
Меня это мало тяготило, особенно в первые годы. Я к такой работе был привычен из-за сельского своего прошлого, а хронометраж показывал хроническое недовыполнение плана по физической нагрузке, так что я ездил «на картошку» если не с удовольствием, но и без особого неприятия. Однако, чем дальше, тем больше приходило понимание неестественности и неправильности этого процесса – особенно если учесть, что плодов его мы в магазинах всё равно не видели.
А благодаря капусте я ушёл в бизнес. Дело было так: я тогда работал в одном НИИ. И, когда нас послали «на капусту», я отказался ехать. Я считал, что пока мы, как своеобразные штрейкбрехеры, закрываем дыры сельского хозяйства, это самое хозяйство никогда не организуют как следует – в частности, не отдадут землю крестьянам. Да как-то уже и унизительно мне было ехать туда – почему это я должен ехать куда пошлют и делать то, что не считаю нужным? Я не делал секрета из своего отказа, и за мной последовали другие.
В общем, НИИ едва не сорвал план заготовки капусты (обратите внимание: НИИ, специализировавшийся на разработке и внедрении современных информационных технологий, сорвал план по заготовке капусты! И почти никому это не казалось диким). И тогда директор (это к вопросу о королях) объявил, что все, кто не поехал на капусту, не получат годовую премию (в среднем шестьсот рублей на рыло). НИИ поднялся на дыбы, было организовано собрание коллектива, на котором меня выбрали председателем (ты наш Лёха Валенса, говорили мне сослуживцы). В общем, на собрании премию мы «отбили». Директор сказал: все получат, и даже Бабий. Ну, я для красного словца ничего не пожалею – я гордо и прилюдно посоветовал директору запихать мою премию в его задницу.
Разумеется, после этого в НИИ мне работать уже было незачем – я тут же уволился и ушёл в кооператив (как раз их только-только разрешили) рубить уже совсем другую капусту. Но это отдельная история, которую я когда-нибудь тоже расскажу. Кстати, премию в НИИ мне выписали-таки и долго пытались выдать. Я упорно отказывался получать. И западло было, и к тому времени у меня ежемесячная зарплата была втрое больше той годовой премии. В задницу, так в задницу!
Впрочем, в капусте ведь, кажется, находили детей…
