Необыкновенный Ромм
Книга Михаила Давыдовича Ромма (тёзки известного советского кинорежиссёра) называется «Я болею за «Спартак»». 1965 год, Алма-Ата. Всё здесь странно и многозначительно – и заглавие, и небольшой тираж, и место издания.
Ромм был российским футболистом первого поколения, играл с начала века, ещё до первой революции. Он начинал на «дачных турнирах», которые разыгрывались летом вдоль загородных линий новых железных дорог. Резкая урбанизация, начавшаяся в последние десятилетия XIX века, выталкивала «приличную» публику на дачи. Местные посёлки, где дома можно было арендовать на лето, быстро приобрели большую популярность, в них чувствовалась ностальгия по былой «тихой жизни» образованного дворянства. Там же, на дачах попроще, селились разночинцы, третье сословие, люди, «общество», с ностальгией, вычитанной из книг, интеллигентные персонажи чеховских пьес.
Помимо воображаемой тоски по утраченному, дачи стали центрами распространения новых спортивных развлечений, которым не хватало пространства в городе. На дачах основывались команды – то, что начиналось с локальных битв между соседями, к 1910-м годам переросло в полноценные футбольные лиги железных дорог — Казанской, Ярославской, Александровской, Нижегородской, Николаевской. Ромм играл за команду Быково, которой случалось побеждать главных «дачников» тех лет, базировавшихся в Мамонтовке.
Каждый год в мамонтовской команде играли один или два английских офицера из частей, расположенных в Индии. Эти офицеры приезжали в Москву для изучения русского языка — такова была, во всяком случае, официальная цель командировки — и летом жили на даче в Мамонтовке. Участие англичан наложило отпечаток на стиль игры мамонтовцев, особенно в нападении: оно отличалось сыгранностью, точной низовой распасовкой и сильными ударами по воротам. Красивая и корректная игра принесла мамонтовцам большую популярность. Нигде так страстно не болели за свою команду. Футболисты были кумирами дачных барышень. В дни соревнований уютное мамонтовское поле в березовом лесу было окружено густой толпой зрителей не только из близлежащего дачного поселка, но и с соседних станций и окрестных деревень.
Бывший студент Михаил Ромм, заигранный в городской команде Москвы, завершивший юридическое образование, скопив денег, уехал путешествовать по Европе. Карьера в российских столицах для него закрыта – евреев не принимают в присяжные поверенные, большие города отрезаны чертой оседлости. Осень и зиму 1913-го года он провёл у дяди во Флоренции, где играл за местный футбольный клуб в чемпионате Тосканы.
После революции Ромм-юрист, Ромм-переводчик (соавтор одного из первых переводов английского руководства по игре в футбол – Football Association), Ромм – спортивный журналист публиковался в «Красном спорте», Ромм-пропагандист выступал с лекциями о тактике, снимал методические научные фильмы о футбольной технике. Он был одним из тех, кто сформировал облик этой игры в России, а затем и в СССР, и сделал многое для того, чтобы следующие поколения футбольных людей, по замечанию тренера и публициста Бориса Аркадьева «в словосочетании «физическая культура» прежде всего слышали слово «культура»».
Среди подопечных Ромма – братья Старостины, сами впоследствии ставшие олицетворением «интеллигентного футбола», написавшие собственную историю игры в многочисленных мемуарах, публиковавшихся более полувека. А в 1928-м году, когда на первой Спартакиаде Ромм тренировал сборную Москвы, 23-летний Андрей Старостин был смущён обращением на «вы» от своего наставника.
С 1943-года у Ромма, как стыдлливо писали во времена поздней оттепели «в <…> жизни наступил период, связанный с теми нарушениями социалистической законности, которые допускались во времена культа личности». Он получил 8 лет исправительно-трудовых лагерей, за «антисоветские настроения», 10 пункт 58-й статьи, с последующей ссылкой на поселение в Казахстан. Дореволюционный, «бывший» человек, игравший с бесконечным количеством англичан, составлявших лучшие футбольные команды нулевых годов, специалист – переводчик, читавший западные книги, наконец, просто еврей. Формулировку «преклонение перед Западом» получили всего за год до того такие же неблагонадёжные братья Старостины.
Ромм, как и Старостины, пережил Сталина и успел издать книгу воспоминаний. Но, характерно, что сделал он это в Алма-Ате (куда переехал из казахстанской глубинки), в том виде, в котором это было возможно в 1965-м году. Его история и его трагедия (от него после ареста отреклась жена) оказались задвинутыми на второй план одним из его бывших игроков – Андреем Старостиным, который, несмотря на непростую лагерную судьбу, мог, тем не менее, посвятить целую книгу («Большой футбол», 1964 г.) своим футбольным приключениям уже советского времени.
Сентиментальные, почти пасторальные описания дореволюционных дачных турниров у Ромма – лучшее, что осталось в записанных воспоминаниях о том времени. Тогда эта история была известна, ещё живы были многие её участники – однако в официальный нарратив о «советском футболе» в таком виде она войти не могла. Никакой Флоренции, изгнавшей прогрессивного поэта Данте. Никаких «талантливых» учителей-англичан, воспитавших первое поколение русских игроков.
В книге Ромма всего 67 страниц. Красноречивые пропуски в хронологическом повествовании (1917, 1943–1953 годы) составляют классическую советскую фигуру умолчания
