Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Историческое сознание и гражданская ответственность — это две стороны одной медали, имя которой – гражданское самосознание, охватывающее прошлое и настоящее, связывающее их в единое целое». Арсений Рогинский
Поделиться цитатой
19 декабря 2013

Злоключения одной науки

Фрагмент обложки монографии В. М. Алпатова «История одного мифа» (М., 1991). Художник В. В. Локшин

Статьёй В. А. Шнирельмана «Уроки истории» открывают цикл о прошлом и нынешнем состоянии отечественной исторической науки. Навязывание абстрактных идеологических схем и роль конкретных политических интересов в изучении раннего периода истории СССР и новейшей истории; попытка отказаться от штампов, приводящая к механической замене знака «минус» на знак «плюс»; единый стандарт исторического образования и возможность объективности, – эти сюжеты войдут в новую рубрику «Политика, опрокинутая в прошлое».

Этногенетические исследования и сталинская национальная политика Настоящая работа сделана при поддержке фонда «Культурная ини­циатива», Москва, 1993 г.

Автор: Виктор Александрович Шнирельман – доктор исторических наук, главный научный сотрудник института Этнологии и антропологии РАН, автор более 30 монографий по вопросам национализма, расизма, исторической памяти, а также археологии и этноархеологии.

В течение более полувека этногенетические исследования считались одним из главных направлений деятельности наших специалистов. Боль­шинство из представителей последних поколений отечественных этногра­фов принимали в них то или иное участие, причем эти занятия до само­го последнего времени имели и определенный престиж. Напротив, запад­ная наука до недавних пор мало интересовалась вопросами этногенеза, и западные специалисты порой с недоумением, а порой и с порицанием См., напр.: Нужен народоведческий ликбез: интервью с народове­дом И. Левиным // Ожог родного очага. М., 1990. С. 242. относились к советским этногенетическим изысканиям. Почему воп­росы этногенеза привлекали настолько большое внимание в нашей стра­не? Почему для их изучения тратились большие средства? Почему лучшие специалисты считали за честь участвовать в развитии именно этого направления? Наконец, когда и в каких условиях пробудился интерес к этногенезу? Ведь сейчас мало кто помнит, что упор на этногенети­ческие исследования возник в советской науке не изначально. Был пе­риод, когда, напротив, они не поощрялись и даже преследовались. И со­ветская наука обратилась к этногенетическим изысканиям лишь в конце 1930-х гг. Что произошло в конце 1930-х гг.?

В небольшой статье невозможно ответить на все эти воп­росы. Здесь представляется уместным сконцентрировать внимание на со­бытиях 1930–1940-х гг., которые привели к существенному перелому в нашей науке. Это в особенности важно, ибо многие идеи, теории, под­ходы, даже сама система рассуждений, господствовавшие в советской науке до конца 1980-х гг., восходят своими корнями именно к предво­енным и первым послевоенным годам. Что же происходило в предвоенные годы?

Для ответа на этот вопрос следует вернуться несколько назад и об­ратиться к тому идейному климату, который царил в советской науке в 1920 – первой половине 1930-х гг. Тогда в исторической науке безраз­дельно господствовала «школа М. Н. Покровского», а в лингвистике со­вершался переворот, связанный с именем академика Н. Я. Марра. М. Н. Пок­ровский, старый большевик, соратник Ленина, был видным историком, который обратил весь свой революционный пыл против старой русской историографии. Исходя из партийной идеологии, Покровский являлся рь­яным противником монархического строя, что и стало лейтмотивом его сочинений. В дореволюционной России он в соответствии с больше­вистской доктриной видел только империалистическое полицейское госу­дарство, «тюрьму народов» и по мере сил обличал ее колониальные захваты. Он подвергал уничижительной критике российских императоров, российскую аристократию, российскую буржуазию, российских священнослужителей и, в конечном счете, старые российские порядки и нравы. В своих сочинениях Покровский выступал защитником угнетенных в прошлом нерусских народов России. В соответствии с этим он отвергал сам тер­мин «русская история» как «контрреволюционный», не учитывающий мно­гонационального состава российского населения. Короче говоря, Пок­ровский являлся убежденным антигосударственником и интернациона­листом Неретина С. С. Смена исторических парадигм в СССР (1920–1930 гг.) // Наука и власть. М., 1990. С. 32–35..

Н. Я. Марр также выступал с позиций интернационализма. Ориенталист по образованию, он имел большие заслуги в изучении армянской и гру­зинской литератур Подробно см.: Алпатов В. М. История одного мифа: Марр и марризм. М.,1991.. Однако с годами его интересы все более сдви­гались в сторону сравнительного языкознания и доистории. И в 1920 – начале 1930-х гг. всю свою энергию он направил на развитие именно этих дисциплин. Будучи неудовлетворен изученностью кавказских языков и той второстепенной ролью, которую они играли в современном ему сравнительно-историческом языкознании, Марр поначалу попытался доказать их внутреннее родство и большую древность. Так он сконстру­ировал яфетическую семью языков, которую связывал с определенным единством по крови, или расовым типом См., напр.: Марр Н. Я. Кавказский культурный мир и Армения // Журнал Министерства народного просвещения. 1915. Июнь. Ч. 62. С. 287.. Тем самым расширение яфетического ареала он поначалу объяснял переселениями, что вполне соответствовало идеям, царящим в его время в сравнительном языкозна­нии и археологии.

Вместе с тем, с течением времени он выдвинул идею о том, что язы­ковое развитие происходило не столько по линии лингвистического дре­ва, как на том настаивала классическая индоевропеистика, а напротив, из смешения и «скрещения» языков. Это стало центральным пунктом поздних работ Марра, из чего следовали несколько важных выводов: во-первых, все современные языки, а с ними и народы – смешанные, то есть образовались в древности в результате тесного взаимодействия различных групп населения; во-вторых, тем самым утверждался примат автохтонного развития, которое шло на месте непрерывно от стадии к стадии путем интеграции соседних групп, что позволяло отводить миг­рациям лишь второстепенную роль в эволюции, а то и вовсе их отри­цать; в-третьих, язык, культура, раса, религия и т. д. – все это, как подчеркивал Марр, исторические категории, которые подвержены изме­нениям во времени; следовательно между ними не было сколько-нибудь жестких корреляций; в-четвертых, культуры и языки, в том числе, и древние были не просто смешанны, а классовы по своей сущности.

Иначе говоря, Марр выводил этничность из этнической стратифика­ции, возникавшей при слиянии разных племен, которые занимали в новом социальном образовании разные социальные позиции, образуя своеобраз­ные сословия. Эта идея созрела у Марра еще в 1915 г. Там же. С.293. и сопровож­дала все его последующие сочинения. Причем в дальнейшем классовый принцип построения культуры приобрел у Марра универсальное всеохва­тывающее значение, и он считал его едва ли не изначальным с тех пор, как первобытные маги изобрели язык и тем возвысились над остальным населением. Напротив, собственно этническое качество выступало в концепции Марра чем-то преходящим и эфемерным. Он писал:

Собственно этнических культур по генезису не существует; в этом смысле нет пле­менных культур, отдельных по происхождению, а есть культура челове­чества определенных стадий развития, ныне сохраняемая частично или в разбивку племенами, часто целой группой или целыми группами отсталых племен и народов, сама же культура едина по происхождению, все ее разновидности – производные от единого процесса творчества на раз­личных ступенях его развития. Разновидности значит существуют? Ко­нечно, но это разновидности не мистическо-национальные, а реаль­но-классовые Марр Н. Я. Избр. раб. М.; Л.,1933. Т. 1. С. 236..

Следовательно, изучать надо было не специфические линии развития отдельных уникальных или особых культур, а уни­версальные стадии культурного развития, не отдельные «языковые семьи», а «языковые системы». С этой точки зрения, не существовало ни «прародин», ни «праязыков», а происходил лишь конвергентный про­цесс бесконечных изменений. Это вполне соответствовало основной идее школы Покровского о том, что надо изучать, прежде всего, этапы, общие всем народам, независимо от отличий между ними См.: Кушнер (Кнышев) П. Нужно ли изучать общественные формы // Историк-марксист. М., 1927. Т. 6..

Отчего происходили изменения? – задавал вопрос Марр. И отвечал: от социально-экономических сдвигов. Так, по его мысли, яфетические языки перерождались в индоевропейские в результате открытия и расп­ространения металлургии Марр Н. Я. Избр. раб. Т. 5. М.; Л. 1935. С. 325–326.. Эта идея в достаточно оформленном виде была сформулирована Марром в 1924 г. в работе «Индоевропейские языки Средиземноморья», которая считается важной вехой в развитии яфети­ческой теории Мещанинов И. И. Марр как лингвист // ПИДО. 1935. № 3–4. С. 24.. Именно с этого времени Марр особенно настойчиво выступал за междисциплинарные исследования, способные объединить усилия лингвистов и археологов.

Короче говоря, работам позднего Марра были свойственны антирасизм, антиколониализм, защита самоценности культур малочисленных неиндоевропейских народов. Одновременно он объявил национальность «переход­ной ступенью развития человечества», тем самым отрицая этнос как вечную категорию. С другой стороны, он считал, что человечеству с ранних пор присуща классовая структура именно в силу постоянного группового смешения или, говоря современным языком, этнической стратифика­ции, о чем упоминалось выше. Все эти идеи как нельзя лучше соот­ветствовали большевистской идеологии 1920-х гг., особенно в том уп­рощенном виде, который придали ей Сталин и его окружение.

Оценивая необычно высокий авторитет М. Н. Покровского и Н. Я. Марра в 1920 – начале 1930-х гг., к которым тогда благоволили самые высшие властные структуры, необходимо учитывать общественно-политический климат той эпохи. Ведь в дискуссиях о формах будущего советского государства, которые проходили в начале 1920-х гг., победила линия Сталина на создание жесткой унитарной государственной структуры в противовес идеям о конфедерации или новом типе федерации, которые выдвигались Лениным и многими большевиками с национальных окраин. Поворотным пунктом в утверждении сталинской концепции послужило со­вещание в ЦК РКП(б) в июне 1923 г., где Сталин обвинял своих против­ников в национализме и стремлении расколоть страну Ненароков А. П. Крах попыток прогностического анализа межнаци­ональных отношений // Отечественная история. М., 1992. № 2.. В итоге под покровом СССР была воссоздана имперская политико-административная структура, которая идеологически маскировалась лозунгами интернацио­нализма. В течение первого десятилетия существования советской власти позиции национал-большевиков были все еще сильны, а централь­ная власть еще недостаточно окрепла, чтобы жестко диктовать им свою волю. Вот почему в борьбе против национализма, которая была имма­нентно присуща советской модели интернационалистской идеологии, упор до поры до времени делался на «великодержавном шовинизме» и лишь во вторую очередь – на «местном национализме». Все это особенно отчетли­во прозвучало в речи Сталина на ХVI съезде ВКП(б) в 1930 г. Затраги­вая национальный вопрос, Сталин разъяснял, что в многонациональном государстве при диктатуре пролетариата развиваются «социалистические по своему содержанию и национальные по форме культуры», в чем, по его мнению, и заключалась суть интернационализма. В перспективе, когда пролетариат победит во всем мире, эта тенденция приведет к слиянию всех культур и образованию единой социалистической культуры с одним общим языком. А до тех пор, утверждал он, требуется не­устанная борьба на два фронта – против великодержавного шовинизма и местного национализма. При этом главный упор он сделал на борьбу именно против великорусского шовинизма Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М., 1936. С. 422–428..

Какое отношение все это имело к этногенетическим исследованиям? До недавнего времени дискуссии 1930-х гг. в нашей науке было принято рассматривать как обусловленные прежде всего внутринаучными потреб­ностями и интересами Генинг В. Ф. Очерки по истории советской археологии. Киев, 1982; Пряхин А. Д. История советской археологии: 1917 – середина 1930-х гг. Воронеж, 1986.. Между тем это было далеко не так. В 1920-е гг., когда Советское государство еще только становилось на ноги, когда шла ожесточенная внутрипартийная борьба, государству бы­ло не до науки. И во многих областях науки продолжали развиваться те направления, которые возникли еще в предреволюционной России, с их специфическими идеями и подходами. Скажем, в археологии еще продол­жали бытовать представления о связи культуры, расы и языка, причем делались попытки отождествления определенных археологических комп­лексов с этническими группами Жуков Б. С. Вопросы методологии выделения культурных элементов и групп // Культура и быт населения Центрально-Промышленной области. М., 1929. С. 33; его же. Теория хронологических и территориальных мо­дификаций некоторых неолитических культур Восточной Европы по данным изучения керамики // Этнография. М.; Л., 1929. № 1. С. 59., определенное распространение по­лучили идеи школы «культурных кругов» Богораз-Тан В. Г. Распространение культуры на земле. М.; Л., 1928., большое значение прида­валось миграциям и культурным влияниям. И в этом отношении советская наука 1920-х гг. мало чем отличалась от западной. Ситуация резко из­менилась в конце 1920 – первой половине 1930-х гг. в связи с ин­тенсивным внедрением марксизма в археологию и этнографию, причем марксизма, понимаемого именно в духе сталинских высказываний этого времени. В эти годы к руководству наукой пришли представители нового поколения, воспитанные в ожидании мировой революции и искренне ве­рившие в близкую победу коммунизма в глобальном масштабе. Их идеоло­гией был интернационализм, понимаемый как обязанность науки зани­маться исключительно глобальными универсальными закономерностями, призванными доказать неуникальность российского опыта, а следова­тельно, и неизбежность социалистических революций в других странах.

Особую роль среди этих выдвиженцев сыграли С. Н. Быковский и В. Б. Аптекарь, верные сподвижники Марра, искренне уверенные, что сле­дование «правильным» методологическим подходам может с лихвой ком­пенсировать нехватку знаний об изучаемом предмете. Действительно, ни тот, ни другой не имели систематического образования в археологии, этнографии или лингвистике. С. Н. Быковский начал свою карьеру как преподаватель истории в Вятском педагогическом техникуме, а В. Б. Ап­текарь, врач по образованию, долгое время был занят издательской де­ятельностью Алпатов В. М. Указ. раб. С. 55.. Между тем, оба сыграли заметную роль в разгроме старых археологических и этнологических школ и утверждении «марксиз­ма» в советской науке в его «марристской» упаковке. Последнее осо­бенно парадоксально, если учесть, что до 1927–1928 гг. сам Марр был весьма слабо знаком с марксизмом Там же. С. 68..

Особое усердие в деле «марксистской» перестройки советской науки проявил С. Н. Быковский, пытавшийся не без успеха соединять приведен­ные выше указания Сталина с идеями, почерпнутыми им у Покровского и Марра. Вслед за Марром Быковский отстаивал идею единого происхожде­ния всех народов мира от одних и тех же древних предков. Становление народов, получившее в те годы название «этногония», представлялось ему в виде бесконечных скрещений разнокультурных групп в ходе соци­ально-экономической эволюции, представленной повсюду одними и теми же стадиями. От стадии к стадии размеры вновь образованных групп в ходе межкультурной интеграции все возрастали. Схематически Быковский изображал этот процесс в виде перехода от небольших хозяйственных «тотемических» групп к родовым группам, затем к племенам, затем к народам и, наконец, после мировой социалистической революции – к ми­ровому коммунистическому обществу, обнимающему все человечество Быковский С. Н. Яфетический предок восточных славян – киммерийцы // Известия ГАИМК. Л., 1931. Т. 8. Вып.8–10. С. 4.. Иными словами, по мысли Быковского,

единая социологическая схема исторического процесса разных обществ мира обосновывает неиз­бежность пролетарской революции и диктатуры пролетариата на Западе и во всем мире, устраняя мысль о какой-то самобытности и исключитель­ности революции в нашей стране Там же. С.99..

Одновременно эта схема претен­довала на историческое обоснование создания Советского Союза и присоединения к нему все новых и новых общностей. В этом и заклю­чался пафос отказа от термина « русская история» и утверждение ее конца как самостоятельной науки, в чем Быковский Там же. С. 2. почти дословно повторял Покровского.

При этом Быковский отчетливо сознавал политическую подоплеку сво­ей позиции:

Сознательно или бессознательно, историк творит полити­ческое дело, обнаруживая свои политические интересы и убеждения и в выборе темы исследования, и в методологических приемах, и в плани­ровке исторического материала Там же. С. 2–3..

Он понимал, что эта политическая по­зиция способна влиять и на решение спорных вопросов:

В таких случаях устами историка говорит политик, который слепо видит в исторических источниках только то, что мило его сердцу.

И он с гордостью сообщал о своей добровольной политической тенденциозности Там же. С. 5.. Ха­рактерно, что эта идея благополучно дожила в СССР до самого недавне­го времени, хотя уже в ином политическом контексте и с другим под­текстом. Так, еще сравнительно недавно один известный советский ар­хеолог любил повторять, что если археологический материал допускает несколько разных интерпретаций, то следует выбирать из них ту, кото­рая более патриотична.

Однако в начале 1930-х гг. до «патриотизма» было еще далеко, и Быковский призывал к отказу от «националистической истории» и «расо­вой археологии», разумея под ними попытки выявления каких-либо осо­бых путей развития отдельных народов. Острие этой критики было нап­равлено против распространенных в те годы на Западе, в особенности, в Германии, миграционистских теорий, выдвигавших механистические пе­реселения народов на первый план в качестве универсальных объяснений культурных изменений. Отвергая миграционистские концепции как в принципе порочные в своей методологической основе, советские ученые конца 1920 – начала 1930-х гг. отмечали их связь с расизмом, милита­ризмом и стремлением к территориальной экспансии Мещанинов И. И. О доисторическом переселении народов // Вестник Коммунистической академии. М., 1928. Кн. 29. № 5; его же. Теория миграций и археология // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 9–10; Богаевский Б. Л. К вопросу о теории миграций // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 8; Кри­чевский Е. Ю. Буржуазная археология в советском музее // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 9–10; Быковский С. Н. О классовых корнях старой архео­логии // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 9–10; его же. Племя и нация в ра­ботах буржуазных археологов и историков и в освещении марксизма-ле­нинизма // Сообщения ГАИМК. Л., 1932. № 3–4; Борисковский П. И. Фашизиру­ющаяся наука // ПИДО. Л., 1934. № 9–10.. И это были не просто абстрактные рассуждения. В них звучала тревога за будущее страны в связи с нараставшей угрозой фашизма и экспансионизма у за­падных границ СССР, которые пытались искать себе идеологическое оп­равдание в некоторых исторических, археологических, этнологических и лингвистических теориях Худяков М. Г. Финская экспансия в археологической науке // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 11–12; Пальвадре М. Ю. Новое учение о языке и финноугроведение // Из истории докапиталистических форма­ций. М.;Л.,1933; Равдоникас В. И. Археология на службе империализма // Сообщения ГАИМК. Л., 1932. № 3–4; его же. Археология на Западе и в СССР в наши дни // Сообщения ГАИМК. Л., 1932. № 9–10; его же. Археология в Германии после фашистского переворота // Советская этнография. М.,1935. № 1., хотя эти опасения были порой и излишне преувеличены.

Что советская наука могла противопоставить миграционистским кон­цепциям? Тут-то и пригодилась теория Марра с ее ярко выраженным ак­центом на автохтонное развитие. Опираясь на разработки Марра и раз­вивая их, Быковский писал, что именно яфетическая теория кладет ко­нец переносу современной политико-этнографической ситуации на древ­ность, где не было ни «пранародов», ни «прародин» Быковский С. Н. О роли изучения языковых явлений в борьбе за новую историю материальной культуры // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 11–12. С. 6.. Не было там и «этносов», «племен», «праязыков», – добавлял Аптекарь Аптекарь В. Б. На путях к марксистской лингвистике // Вестник Коммунистической Академии. М.,1928. Кн. 29. № 4. С. 264.. А сле­довательно, бессмысленно искать корни современных народов в сколь­ко-нибудь глубокой древности, где, по Марру, вместо племен, народов, национальных и этнических образований с их современными территори­альными границами имелись небольшие группы, постоянно вступавшие друг с другом в хозяйственно-общественные взаимоотношения и, тем са­мым, находившиеся в бесконечных изменениях как по составу, так и по языку и культуре Марр Н. Я. Расселение языков и народов и вопрос о прародине турецких языков // Под знаменем марксизма. М., 1927. № 6. С. 38; его же. Избр. раб. Т. 5. М.; Л.,1935. С. 405.. То, что называют племенем, писал Марр, не является некоей биологической общностью с какими-либо врожденными особенностями, а всегда является производным от смешения нескольких разных групп Марр Н. Я. Избр. раб. Т.1. С. 241; Т. 5. С. 314.. Аналогичным образом, разные языковые семьи не расово различные образования, а «семьи хозяйственно-общественно на­родившихся языковых типов, возникавших в процессе сложения и разви­тия общественного хозяйства и связанного с ним схождения, скрещения разных племенных языков» Там же, Т. 5. С. 331.. Следовательно, так как этнические об­разования видоизменяются во времени, то нет и смысла отождествлять древние археологические культуры с более поздними лингвистическими общностями, например, фатьяновскую культуру с арийцами Там же. С. 345.. Более того, нет никакого смысла вообще отождествлять этнос или языковую общность с культурой. «Для нас финской, иранской, турецкой единой племенной природы и единоприродной созданной ею культуры не может существовать, как не существует подобной индоевропейской племенной культуры и как заведомо нет и не было ни одной яфетической культуры, как нет ни одного яфетического языка без примеси племенного, без скрещения», – писал Марр Там же. С. 314.. Язык, культура, религия, – все это изменяется во времени, а поэтому невозможно, например, жестко связы­вать тюрков с кочевничеством Марр Н. Я. Расселение… С. 50., а арабов – с исламом Там же. С. 24..

Подчеркну еще раз, что все эти идеи возникли не только как следствие чисто академических дискуссий, а основывались на четко оп­ределенных политических позициях. Быковский разъяснял последнее сле­дующим образом:

Упорно изыскивая этнические и национальные признаки той или иной культуры и исходя при этих изысканиях из современной политической и этнографической карты, ученый археолог, следующий принципам расовой теории, «научно» обосновывает право империалистов на захват той или иной территории, доказывая ее исконную принадлеж­ность соответствующей нации Быковский С. Н. О классовых корнях… С. 2–3..

Вот почему он Его же. О роли… С. 4–5; его же. Яфетический предок… С. 57., как и ряд дру­гих советских археологов Кричевский Е. Ю. Указ. соч. начала 1930-х гг., с энтузиазмом соли­даризировался с Марром в отрицании тождества археологической культу­ры с каким-либо этносом или расой Монгайт А. Л. Возникновение и первые шаги советской археологии // История СССР. М., 1963. № 4. С. 80–81.. Один из наиболее авторитет­ных археологов того времени В. И. Равдоникас писал:

Старые представле­ния о специфических культурах, свойственных тем или иным народ­ностям, я думаю, должны быть сданы в архив истории науки Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культуры // Известия ГАИМК. Л., 1930. Т. 7. Вып. 3–4. С. 81..

Все же Равдоникас признавал наличие культурных единств, считая, правда, что за ними скрываются социальные общности, а не этносы. Зато логика присущих ему глубоко политизированных рассуждений привела Быковского к полному отрицанию термина «археологическая культура», как и вообще к отказу от специфической археологической терминологии, будто бы насквозь пропитанной буржуазным духом Быковский С. Н. К пересмотру археологической терминологии // ПИДО. Л.,1933. Вып.5–6..

Учитывая высокую степень политизации и идеологизации советской науки того времени, вряд ли надо удивляться тому, что советские ав­торы отождествляли отдельные научные дисциплины со связанными с ними теориями. В частности, в начале 1930-х гг. широко распространилось мнение о том, что миграционистские и расовые теории были якобы имма­нентно присущи археологии и этнологии. Поэтому Марр Марр Н. Я. Что дает яфетическая теория истории материальной культуры? // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 11–12. и его уче­ники К предстоящему Всесоюзному съезду по археологии и этногра­фии // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 8. требовали упразднить «буржуазные» археологию и этнологию, заменив их на «историю материальной культуры», что отчасти и было выполнено на Всероссийском археолого-этнографическом совещании, проходившем в Ленинграде 7–11 мая 1932 г.  Монгайт А. Л. Указ. соч. С. 84.. С тех пор оценка тех или иных научных концепций исходила в советской науке прежде всего из идеологических установок, а не из методических подходов. Вот по­чему советские авторы в течение многих лет так много сил и энергии отдавали выработке терминологии и отточенности формулировок, а не усовершенствованию методики.

Отрицая этническое отождествление археологических культур и выд­вигая на первый план классовый принцип, лежащий в основании челове­ческих обществ, Н. Я. Марр пропагандировал теорию универсальных соци­ально-экономических стадий, которые, по его мнению, соответствовали определенным языковым системам или состояниям. Считая язык надстрой­кой, Марр утверждал, что языки меняются в соответствии со сменой хо­зяйственных и общественных форм Марр Н. Я. Расселение… С. 58.. Не только языки, но и расовые типы, добавлял Быковский Быковский С. Н. Яфетический предок… С. 12–13., доводя эту теорию до полного абсур­да. Гораздо более взвешенным был подход И. И. Мещанинова Мещанинов И. И. О доисторическом переселении… С. 235., который связывал с социально-экономическими сдвигами, прежде всего, изменения в культуре, тем самым делая идею о социально-экономических стадиях более продуктивной для археологической разработки.

Однако в начале 1930-х гг. все эти стадии выступали в работах ар­хеологов в обрамлении марристской фразеологии. Сам Марр ввел понятие яфетической стадии, которая стала в его работах подосновой практи­чески всех языков мира. Он, в частности, был убежден, что «славя­но-русская» общность сложилась на основе «скифо-яфетической» Марр Н. Я. Избр. раб. Т. 5. С. 306, 340.. Вслед за ним И. И. Мещанинов пытался выявить на археологических мате­риалах трансформацию «скифской» стадии в «славяно-финнскую» Мещанинов И. И. Кромлехи у славян // Сообщения ГАИМК. Л., 1931. № 7.. С. Н. Быковский отстаивал реальность скифской, киммерийской и яфети­ческой стадий, утверждая, что все они происходили одна из другой. Это, в его устах, означало единство происхождения народов мира, а, тем самым, отстаивание принципа интернационализма Быковский С. Н. Яфетический предок… С. 98..

Одной из наиболее авторитетных работ, написанных профессиональным археологом, в начале 1930-х гг. была монография В. И. Равдоникаса, посвященная готской проблеме Равдоникас В. И. Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья // Известия ГАИМК. Л., 1932. Т. 12. Вып.1–8.. Эта работа была своеобразным ито­гом археологических исследований в Крыму, проведенных группой ле­нинградских археологов, начиная с 1928 г. В духе своего времени выступая против отождествления готов с древними германцами, мигриро­вавшими с севера, Равдоникас отрицал наличие каких-либо археологи­ческих следов подобных миграций. Поэтому он пытался нарисовать про­цесс автохтонного развития путем смены ряда социально-экономических стадий от киммерийской через скифскую и сарматскую вплоть до готской. Интересно, что он хорошо знал о наличии у готов немецкого языка, который сохранялся в Крыму в течение средних веков. И, тем не менее, для сторонников марровской яфетической теории здесь проблем не было: ведь, подобно отдельным элементам культуры, языки, по их утверждению, тоже возникали конвергентно, то есть одни и те же языки могли возникнуть в одних и тех же социально-экономических условиях независимо на разных территориях. В этом и заключалась суть теории «этногонии», которую пропагандировали Марр и его ученики Быковский С. Н. Племя и нация…. Ведь, по Марру, каждая национальность есть ничто иное как «переживание оп­ределенного этапа развития в истории человечества» Марр Н. Я. Избр. раб. Т. 1. С. 236.. Тем самым, он отождествлял происхождение любой этнической культуры с происхож­дением той или иной стадии в развитии культуры. Уникальности этни­ческих культур в схеме Марра места не было Монгайт А. Л. Указ. соч. С.82..

По той же модели А. Н. Бернштам рисовал картину развития в ази­атских степях и пустынях: от «скифской» стадии к «гуннской» и затем к «тюркской» Бернштам А. Н. Происхождение турок (к постановке проблемы) // ПИДО. М.; Л., 1935. № 5–6.. Фокусом всех такого рода работ являлся анализ со­циально-экономических факторов, которые обусловливали местное разви­тие культуры и общества. А использование для выделенных стадий таких штампов как «скифская», «гуннская» и т. д. в работах профессиональных археологов играло, по сути дела, формальную роль и было определенной данью господствовавшему идеологическому климату. К проблеме про­исхождения конкретных народов все эти работы имели весьма слабое от­ношение. И не случайно один из видных советских археологов той эпохи М. И. Артамонов признавался позднее, что до конца 1930-х гг. советские ученые собственно проблемами этногенеза не занимались и не имели для этого соответствующей методики Артамонов М. И. К вопросу об этногнезе в советской археологии // КСИИМК. Вып. 29. М.; Л., 1949. С. 4–5.. В этом отношении особенно пока­зательно исследование Е. Ю. Кричевского Кричевский Е. Ю. «Индогерманский вопрос, археологически разрешенный» // Из истории докапиталистических формаций. М.; Л.,1933., попытавшегося в противо­вес миграционистской концепции немецкого археолога Г. Коссинны пока­зать, что с неолита до раннего бронзового века развитие на Южном Рейне, на Дунае и на Днепре шло автохтонным путем, а существенные изменения культуры происходили по социально-экономическим причинам, а не в силу каких-либо миграций или влияний извне. Интересно, что для выделенных им стадий Кричевский воспользовался социологическими, а не лингвистическими или этническими понятиями.

Все это не случайно, ибо настоящие занятия этногенезом, то есть по­пытки проследить специфические пути становления отдельных народов, были в условиях господства сталинского интернационализма невозможны. Ученый, осмелившийся на это, рисковал быть обвиненным в великодер­жавном шовинизме или местном национализме, а отсюда недалеко было уже и до обвинений в фашизме См.,напр.: Пальвадре М. Ю. Указ.соч. С. 55.. Так, отождествление скифов с сов­ременными лингвистическими группами будь то славяне, тюрки или фин­ны, все это, с точки зрения Быковского, означало «великорусский шо­винизм», с которым следовало вести непримиримую борьбу Быковский С. Н. Племя и нация… С. 6.. Такова была общественно-политическая и академическая атмосфера в течение короткой эпохи сталинского интернационализма.

В 1934 г. этой эпохе наступил конец. Специалисты объясняют этот перелом по-разному Авторханов А. Империя Кремля. Минск; М.,1991. С.25, 43; Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Спб.,1992. Т. 2. С.60., и видимо, действительно он был обусловлен стечением ряда обстоятельств. Во-первых, к этому времени в СССР было окончательно построено тоталитарное командно-административное госу­дарство, развитие которого требовало прочной идеологической опоры; теперь ему приходилось выживать в одиночку, ибо надежды на мировую революцию к тому времени окончательно рухнули. Во-вторых, завершение культурной революции привело к появлению новой национальной интелли­генции в республиках, которая начинала заявлять о своих особых наци­онально-культурных и прочих потребностях. Как писал, будучи в эмигра­ции, русский философ Г. П. Федотов, многие народы России впервые про­будились к национальной жизни, «их молодое самолюбие чрезвычайно ще­петильно. Они и сейчас с трудом переносят свою зависимость от Моск­вы», что, на его взгляд, было чревато будущими потрясениями Федотов Г. П. Указ.соч. С. 60.. Очевидно, мысль Сталина работала в этом же направлении, и не случай­но на XVII съезде ВКП(б) он объявил главной опасностью «местный на­ционализм». В-третьих, в условиях надвигающейся внешней угрозы ему стало особенно очевидно, что единственной реальной силой, способной защитить империю, была русская нация. Между тем, интернациональная пропаганда предшествовавшего десятилетия основательно подорвала русское национальное самосознание и ослабила русский патриотизм. На­конец, нельзя забывать, что впереди были война с Финляндией, присое­динение Прибалтики и новый раздел Польши. И борьба против истори­ческого обоснования территориальных захватов явно не соответствовала текущему моменту. Как бы то ни было, теперь русская история и куль­тура были реабилитированы, в университетах вновь начали открываться исторические факультеты, вводились различные формы национальной сим­волики и т. д. А термин «великодержавный шовинизм» ушел в небытие. Как образно выразилась С. С. Неретина, совершилась подмена Бога миро­вой революции Богом русской истории Неретина С. С. Указ.соч. С. 41..

Переломным моментом на этом пути стало обсуждение учебника исто­рии, проведенное И. В. Сталиным с С. М. Кировым и А. А. Ждановым. Их заме­чания по поводу учебника, а также последовавшее специальное поста­новление ЦК ВКП(б) были опубликованы в 1936 г. А чтобы историки луч­ше осознали смену идеологического климата и быстрее включались в вы­полнение новых политических задач, разгрому была подвергнута школа Покровского. Эта кампания была инспирирована рядом постановлений ЦК ВКП(б) 1934–1938 гг. Среди главных обвинений Покровскому были «изв­ращение» концепции русской истории, «клевета» на лучших представите­лей русского народа, «издевательство» над русским патриотизмом и – самое страшное и в то же время весьма симптоматичное – презрение к Родине Против исторической концепции Покровского. Т. 1. М.,1939; Ру­бинштейн Н. Л. Борьба с антимарксистскими извращениями и вульгариза­торством в исторической науке // Под знаменем марксизма. М.; Л., 1939. № 5.. Одновременно начались аресты среди коллег и последова­телей Покровского и учеников Марра. В частности, под стражу были взяты, а потом расстреляны Быковский и Аптекарь, обвиненные в схо­ластических псевдонаучных рассуждениях, будто бы отвлекавших специа­листов от конкретных исследований и ликвидировавших археологиюАртамонов М. И. Достижения советской археологии // Вестник древней истории. М., 1939. № 2. С. 122–123; Толстов С. П. Советская школа в этнографии // Советская этнография. М.; Л., 1947. № 4. С.13.. Все это заставило историков резко сменить курс. 5 мая 1936 г. в Москве состоялось собрание ведущих ученых-историков, одно из важней­ших решений которого гласило, что необходимо уйти от абстракт­ных социологических схем и давать больше материалов по конкретной истории народов. Смысл этого положения раскрывается в речах ряда выступавших, призывавших давать активный отпор фашистской фальсифи­кации истории, разоблачать германскую захватническую политику по от­ношению к славянам и показывать, что собой представляли древние гер­манцы в действительности 1937 год. Институт красной профессуры // Отечественная исто­рия. М., 1992. № 2..

Ответом на новую ситуацию стала подготовка многотомной серии «Древняя история народов СССР», начатая в 1936 г. по инициативе ака­демика Ю. В. Готье. Как уже отмечалось, археологи, полностью разору­женные марристами, не были готовы к такому обороту событий, и, тем не менее, уже к концу 1930-х гг. они предприняли большую работу по изу­чению истории ряда бесписьменных народов СССР – тюркских племен и народов Алтая, народов Севера, бурятов, мордвы и т. д. Для изучения всех этих проблем под руководством A. Д. Удальцова при АН СССР была создана специальная комиссия по этногенезу, которая уже в начале 1940-х гг. провела четыре сессии: по этногенезу народов Севера (1940 г.), Средней Азии (1942 г.), славян (1943 г.), по индоевропейской проблеме (1944 г.) Толстов С. П. Советская школа… С. 22.. Интересно, что эта работа по-прежнему велась приверженцами марристских идей и подавалась как якобы продолжение дела Марра, придававшего большое значение этногенезу Артамонов М. И. Институт истории материальной культуры в 1939 г. // КСИИМК. М.; Л., 1940. Вып.4.. Внешне задача изучения древней истории народов СССР выглядела продолжением прежней политики интернационализма и, как подчеркивал А. Д. Удальцов, этногенетические исследования проводились в СССР в борьбе с фа­шистскими теориями происхождения народов Удальцов А. Д. Теоретические основы этногенетических исследований // Известия АН СССР. Серия ист. и филос.1944. № 6. С. 252.. На самом же деле, основная работа развернулась в области этногенеза восточных славян, на что и были брошены лучшие силы советских специалистов. Это вполне отвечало патриотическим националистическим установкам новой ста­линской политики, которую С. Эфиров определил как «СССРовский нацио­нализм» Эфиров С. А. Социальный нарциссизм // В человеческом измерении. М.,1989..

Симптоматично, что и сам Марр был как будто бы готов к такого ро­да кардинальному повороту на 180 градусов, отчетливо понимая его по­литическую подоплеку. Так, в последние годы жизни, противореча своей «стадиальной теории», он начал доказывать, что тюрки происходят из Средиземноморья Марр Н. Я. Расселение…, причем подчеркивал, что это согласуется с «основным тезисом государственной политики Турции за признание исто­рических прав турок» Его же. Избр. раб. Т. 5. С. 59–61.. Мидяне, халдеи, эламцы, шумеры, – едва ли не все древние народы Передней Азии оказались, по этой теории, свя­занными с тюрками и тюркскими языками. Тем самым, Марр объявил тюрок среди древнейших творцов европейской цивилизации Там же. С. 97.. На каком основании? Да просто потому, что турецкие специалисты, в числе кото­рых Марр упоминал и тогдашнего президента Турецкой республики Муста­фу Кемаль Гази, порвали с традицией европейского сравнительно-исто­рического языкознания, столь ненавистного самому Марру Там же. С. 92.. Этим Марр «обогатил» советскую науку еще одной чертой – повышенной эмоци­ональностью и нетерпимостью к оппонентам.

Период конца 1930 – начала 1950-х гг. был особым в развитии со­ветской археологии и этнографии, когда многие специалисты пытались приспособить марристскую методологию для решения этногенетических проблем. В этом отношении показательна работа одного из ведущих ар­хеологов того времени М. И. Артамонова, посвященная происхождению ин­доевропейцев, где автор попытался соединить марризм с коссиннизмом Артамонов М. И. Археологические теории происхождения индоевро­пейцев в свете учения Н. Я. Марра // Вестник Ленинградского универси­тета. Л., 1947. № 2.. По-прежнему отвергая выводы Коссины о северной прародине индо­европейцев и их завоевательных походах, автор теперь уже допускает этническую окрашенность некоторых археологических комплексов. С од­ной стороны, он, вслед за Е. Ю. Кричевским, основывается на теории стадиальности, утверждая, что изменения в формах керамики, домостро­ительстве и пр. являлись прямым следствием трансформации хозяйства и быта, в частности, развития подвижного скотоводства. Но с другой стороны, он уже был готов выделять археологические общности, опреде­ляя их вслед за Коссинной по керамике, и допускать их связь с этног­рафическими признаками. Он писал, что стадиальное единство так или иначе всегда выражалось в какой-либо этнической общности, и на этом основании выделял «стадиально-этнические общности», которые по сути дела являлись теми же самыми археологическими культурами: культура шнуровой керамики, культура колоколовидных кубков и т. д.

Тем самым, началась реабилитация понятия «археологическая культу­ра», хотя советские авторы вначале пытались отойти от его упрощенно­го механистического определения, свойственного построениям Коссинны. Так, А. Я. Брюсов, который ранее других обратился к этой проблеме, признавал связь археологической культуры с какими-либо социальными системами, но отмечал и методологические сложности их выделения и интерпретации Брюсов А. Я. История древней Карелии. М.,1940. С. 8–16.. Во-первых, трудно наметить четкие границы архео­логических культур, во-вторых, их различные элементы имеют нередко разные ареалы, в-третьих, наиболее яркие, так называемые, «руководя­щие типы» материальной культуры часто отражают не столько родство населения, сколько межгрупповой обмен. Следовательно, за археологи­ческой культурой могут скрываться весьма различные виды связей между людьми, не допускающие априорной однозначной интерпретации. А значит,

археологическая культура отражает единство быта, но ни в коем слу­чае не отражает единства расы или народа Там же. С. 16..

Однако в 1940 – на­чале 1950-х гг. с развитием этногенетических исследований, когда они были объявлены одним из важнейших направлений советской науки Артамонов М. И. Достижения… С. 128–129; Толстов С. П. Советская школа… С. 22; его же. Основные задачи и пути развития советской этнографии // КСИЭ.1950. Вып. 12. С. 9; Значение трудов товарища Сталина для изучения ранних периодов истории // КСИИМК. М.; Л., 1950. Вып. 32. С. 6; Задачи советских археологов в свете трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания и экономическим проблемам // Советская архе­ология. М., 1953. Т. 17. С. 14–15., у советских археологов все отчетливее отмечался сдвиг к коссинизму, то есть исключительно этнической интерпретации археологических культур. Теперь споры приняли иное направление – надо ли выделять археологи­ческую культуру, то есть этническое единство, по совокупности разных признаков Артамонов М. И. К вопоросу об этногенезе в советской археологии // КСИИМК. М.; Л.,1949. Вып. 29. С. 13; Брюсов А. Я. Очерки по истории племен Европейской части СССР в неолитическую эпоху. М., 1952. С. 20; Удальцов А. Д. Роль археологического материала в изучении вопросов этногенеза в свете работ И. В. Сталина о языке // Против вульгаризации марксизма в археологии. М.,1953. С. 14–15. или же следует опираться на какие-то отдельные специ­фические признаки типа орнаментации на керамике Фосс М. Е. Древнейшая история Севера Европейской части СССР. М.,1952. С.64–77..

Что же касается собственно советских этногенетических исследова­ний рассматриваемого периода, то они стимулировались, прежде всего, идеологией «советского патриотизма». Выбор методологии играл при этом подчиненную роль, и поэтому она странным образом сочетала в се­бе элементы и марризма, и коссинизма. Национализм влиял как на выбор темы, так и на ее разработку. С конца 1930-х гг. главным полем этно­генетических исследований стала славяно-русская археология, а глав­ными сюжетами – происхождение и ранняя история славян, их прародина, формирование восточнославянской общности, развитие ранней славянской культуры и происхождение государственности. Цель этих исследований заключалась в доказательстве самостоятельного местного формирования самобытной и богатой раннеславянской культуры и в то же время де­монстрации значительной отсталости германских племен и их исключи­тельно отрицательного воздействия на соседние народы.

Начиная с рубежа 1930–1940-х гг. советские авторы настаивали на исключительно автохтонном развитии раннеславянского единства, возво­дя его корни к бронзовому веку, то есть к доскифскому или даже три­польскому времени. Считалось, что археологически можно проследить прямую преемственность между трипольской культурой, скифскими памятниками, полями погребальных урн, антскими древностями и так вплоть до самого образования Киевской Руси Третьяков П. Н. Археологические памятники восточнославянских племен в связи с проблемой этногенеза // КСИИМК. М.; Л.,1939. Вып. 2; его же. Некоторые вопросы этногонии восточного славянства // КСИИМК. М.; Л., 1940. Вып. 5; его же. Славянская днепровская экспедиция 1940 г. // КСИИМК. М.; Л.,1941. Вып. 10; его же. Северные восточнославянские племена // Этногенез восточных славян. М.; Л.,1941; Артамонов М. И. Спорные воп­росы древнейшей истории славян и Руси // КСИИМК. М.; Л., 1940. Вып. 6; Левенок В. П. Археологические работы Трубачевского музея // КСИИМК. М.; Л., 1941. Вып.10; Тиханова М. А. Культура западных областей Украины в первые века нашей эры // Этногенез восточных славян. М.; Л., 1941; Рыбаков Б. А. Ранняя культура восточных славян // Исторический журнал. М., 1943. № 11–12; Пассек Т. С. Древние памятники в Приднепровье // Вечерняя Москва. М.,1945. № 229; Греков Б. Д. Киевская Русь. М.,1953. . Как это резюмировал А. Д. Удальцов, в Восточной Европе наблюдался исключительно автохтон­ный процесс развития, и «великий русский народ» с его самостоятель­ной высокой культурой был прямым наследником трипольской, элли­но-скифской, сармато-аланской и антской традиций Удальцов А. Д. Начальный период восточнославянского этногенеза // Исторический журнал. М., 1943. № 11–12. С. 72.. Еще дальше шел академик Н. С. Державин, возводивший корни русского народа к пале­олитической культуре Среднего Поднепровья, которая, в его устах, бы­ла самой развитой из синхронных ей культур Европы (а значит и мира! – В .Ш.), в частности, знакомой с зачаточными формами земледелия и ско­товодства Державин Н. С. Происхождение русского народа. М., 1944. С.3–4.. Совершенно очевидно, что спор здесь велся с незримо присутствовавшей тенью Г. Коссинны, который в свое время искал пред­ков германцев среди мезолитических обитателей Северной Европы, а славян считал дикарями, появившимися на исторической сцене сравни­тельно поздно. Вот почему Державин настаивал, что

начиная с эпохи палеолита и вплоть до наступления железного века… здесь (на юго-за­паде СССР – В. Ш.) жил один и тот же в основном ядре народ, прошедший на протяжении ряда веков длинный период материального и культурного развития… Мы не имеем никаких оснований не видеть в этом… субстрат позднейшего славянского населения интересующего нас района, испокон веков занимавшего ту самую территорию, которую сейчас занимают в этом районе восточные славяне Там же. С. 7.

Справедливости ради следует отметить, что многие советские специа­листы не разделяли самых крайних взглядов, присущих подходу Держави­на Удальцов А. Д. Теоретические основы этногенетических исследований // Известия АН СССР. Сер. ист. и филос. М.,1944. № 6. С. 264; Арта­монов М. И. К вопросу об этногенезе в советской археологии // КСИИМК. М.; Л.,1949. Вып. 29. С. 5., однако многие из высказанных им идей были в 1940-е гг. достаточно популярны. Ядром протославянской территории считалось Среднее Поднепровье, население которого «скрещивалось» с соседями, что и привело позднее к образованию южных и западных славян. При этом по высокому уровню развития культуры Среднее Поднепровье всегда выгодно выделялось среди соседних областей и поэтому выступало в от­ношении них «гегемоном», как утверждал тогда Б. А. Рыбаков Рыбаков Б. А. Ранняя культура… С. 75.. А Удальцов подчеркивал, что именно восточные славяне или, иначе гово­ря, «великий русский народ» являются прямыми наследниками ядра древ­нейших славян на их исконной территории Удальцов А. Д. Начальный период …; его же. Происхождение славян // Вопросы истории. М., 1947. № 7..

Наряду с этой теорией, параллельно ей и часто в работах тех же самых авторов отстаивалась идея об автохтонном формировании сла­вянства на гораздо более обширной территории Центральной и Восточной Европы. Впервые эту идею также сформулировал верный последователь Марра академик Н. С. Державин, определивший славянский ареал в начале новой эры между Доном и верховьями Оки и Волги на востоке до Эльбы и Заа­ле на западе и от Эгейского и Черного морей на юге до Балтийского побережья и Ладоги на севере Державин Н. С. Происхождение русского народа. С. 46; его же. Славяне в древности. М.; Л.,1946. С. 23.. Он доказывал, что во второй поло­вине I тыс. н. э. славянские колонии распространялись на западе до Рейна, а Гамбург был древним славянским городом Державин Н. С. Славяне… С. 28–29.. Следуя мар­ристской методологии, Державин утверждал, что среди предков славян были скифы, киммерийцы, фракийцы, сарматы, этруски и даже готы и гунны Державин Н. С. Происхождение… С. 52, 53; его же. Славяне… С. 11.. В 1940-е гг. эти идеи встречали сочувствие среди со­ветских авторов. С особым энтузиазмом их подхватил С. П. Толстов, «оригинальный» вклад которого заключался в том, что он объявил пред­ками славян не только скифо-сарматское население, но и фрако-илли­рийское (гальштатская культура) Толстов С. П. Древнейшая история СССР в освещении Г. Вернадско­го // Вопросы истории. М.,1946. № 4; его же. Из предыстории Руси // Со­ветская этнография. М., 1947. Вып.6–7.. Интересно, что именно этим он объяснял быстрое распространение славянства на Балканах Толстов С. П. Древнейшая история… С. 20.. В те же годы Державин писал, что болгары получили свое название от сла­вянской (! – В. Ш.) дружины во главе с Аспарухом Державин Н. С. Славяне… С. 50–51.. И это замалчива­ние тюркской основы аспарухова воинства вряд ли может удивлять, учи­тывая высказывания Толстова о «сармато-славянском» характере бол­гарского объединения и значительном славянском массиве среди хазар и в южноволжской СарматииТолстов С. П. Из предыстории… С. 55..

Иными словами, в ответ на германскую «этногенетическую» экспансию советские авторы 1940-х гг. стремились искать древнее славянство практически повсюду. На севере к предкам славян причислялись созда­тели дьяковской культуры Третьяков П. Н. Северные восточнославянские племена…; Рыбаков Б. А. Ранняя культура…; Державин Н. С. Происхождение… С. 102; Удальцов А. Д. Происхождение славян. С. 97; Монгайт А. Л. Обсуждение книги П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена» // Вопросы исто­рии. М., 1948. № 9; Федоров Г. Б. Обсуждение книги проф. П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена» // Вестник древней истории. М., 1948. № 4., и даже известный эстонский археолог Х. А. Моора тогда вынужден был признать, что на соседних с Прибалтикой территориях славянские племена являлись автохтонными Моора Х. А. Вопросы этногенеза народов Советской Прибалтики по данным археологии // КСИЭ. М.; Л., 1950. Вып. 12. С.29–31.. А Держа­вин и мысли не допускал, что восточные славяне расселялись на севере по территории, занятой прежде финно-уграми; по его представлениям, славяне и финны «выросли» из единой «яфетической стадии» Державин Н. С. Происхождение… С. 102.. От­части это опиралось на ранние археологические исследования П. Н. Третьякова, который поначалу считал, что северные группы восточ­ных славян возникли на месте автохтонным путем Третьяков П. Н. Археологические памятники…; его же. Некоторые вопросы…; его же. Северные восточнославянские племена….

Сходные тенденции проявлялись и в отношении трактовки археологи­ческих материалов с юга России. Еще в довоенные годы в ходе археоло­гических раскопок было установлено, что славяне впервые появились на Среднем и Нижнем Дону и на Тамани не ранее конца Х в.н. э. Артамонов М. И. Средневековые поселения на Нижнем Дону. Л., 1935; Ляпушкин И. И. Славяно-русские поселения IXXII столетий на Дону и Тамани // Этногенез восточных славян. М.; Л., 1941. Т. 1.. Од­нако в те же годы историк В. В. Мавродин, развивая идеи Марра, выдви­нул идею о том, что славяне сформировались там автохтонным путем на основе предшествовавших скифо-сарматских культур Мавродин В. В. Славяно-русское население Нижнего Дона и Север­ного Кавказа в X–XIV вв. // Уч. зап. Ленинградского пед. института. Л., 1938. Т. 11.. Этот спор разгорелся с особой силой во второй половине 1940-х – начале 1950-х гг. с той лишь разницей, что после насильственной депортации крымских татар в 1944 г. появился добавочный политический фактор для поиска славянских древностей в Крыму. В те годы мало кого могла уди­вить фантастическая гипотеза Толстова о раннем «славяно-аланско-чер­кесском» государстве на Тамани под гегемонией русских князей Толстов С. П. Древнейшая история… С. 121., а Рыбаков всерьез полагал, что славяне могли обитать на Тамани и в ни­зовьях Дона до Х в. н. э. См. Монгайт А. Л. Обсуждение… С. 138.. Во второй половине 1940-х гг. археоло­гические работы в Крыму щедро финансировались, и к ним были привле­чены лучшие специалисты, перед которыми стояла задача доказать сла­вянский, или русский, исторический приоритет в Крыму. И археологи старались вовсю. П. Н. Шульц писал в те годы: раскопки в Неаполе Скифском, Херсонесе и т. д. приблизили Крым к сердцу русского челове­ка. Стало ясно,

что Крым – это не чужая, якобы татарская, гену­эзская, готская или греко-римская, но наша, родная русская земля» Шульц П. Н. Историко-археологические исследования в Крыму // Крым. 1950. № 6. С. 147..

Подобно другим, Шульц исходил из генетического родства между скифами и славянами. А его последователь П. Н. Надинский утверждал, что крымские земли изначально принадлежали славянам и их предкам скифам, что татары, тем самым, противоправно присвоили себе исконно русские земли и что только русские имеют неоспоримые исторические права на Крым как на свою территорию Надинский П. Н. Очерки по истории Крыма. Симферополь,1951. Ч. 1..

Тем самым германской этногенетической экспансии советские авторы противопоставили славянскую, и в этом отношении особенно показатель­ной была реинтерпретация древностей западных земель. Если в 1932 г. В. И. Равдоникас сумел сохранить нейтралитет в германско-польском споре об этнической принадлежности лужицкой культуры, справедливо трактуя его как преследовавшего прежде всего не научные, а полити­ческие цели Равдоникас В. И. Археология на службе…, то в послевоенное время советские авторы, вслед за польскими, настаивали на славянстве лугиев и лужицкой культуры Артамонов М. И. Спорные вопросы…; Удальцов А. Д. Происхожде­ние славян… С. 98.. М. И. Артамонов определил пшеворскую и оксивскую культуры как славянские, а не германские (вандальские) Артамонов М. И. Происхождение славян. Л., 1950. С. 16.. А С. П. Толстов шел еще дальше, считая славянами равным образом и вандалов, и лангобар­дов и объявляя Заэльбье древними славянскими землями Толстов С. П. Древнейшая история… С. 30.. В свете всего этого становится понятным и отношение послевоенной советской науки к готам, которых немецкие специалисты считали едва ли не самы­ми одаренными и могущественными из германских племен. По Удальцову, готы представляли собой разрозненные племенные группы с очень бедной культурой, которые, придя в Северное Причерноморье, быстро усвоили местную культуру и растворились среди местного населения Удальцов А. Д. Происхождение славян… С. 99; его же. Основные вопросы этногенеза славян // Советская этнография. М.; Л.,1947. Т. 6–7. С.12. См. также: Тиханова М. А. Указ. соч.. А вот Державин вообще называл сведения Иордана о готах легендой. Он считал, что готы являлись местным яфетическим населением, причем ядро готского союза составляли русские славяне Державин Н. С. Происхождение… С. 38–40.. Что же касается «готской державы», то здесь советские авторы были полностью едино­душны, считая ее безусловным мифом Удальцов А. Д. Происхождение славян… С. 99; Толстов С. П. Древнейшая история… С. 119; Шульц П. Н. Указ.соч. С. 154; Надинский П. Н. Указ.соч. С. 43.. Раннесредневековые древ­ности лесостепной и степной зон Украины, связанные с культурой пог­ребальных урн, были объявлены раз и навсегда славянскими Артамонов М. И. Спорные вопросы…; его же. Происхождение славян; Рыбаков Б. А. Ранняя культура… С. 77–78; его же. Проблема об­разования древнерусской народности в свете трудов И. В. Сталина // Вопросы истории. М., 1952. № 9. С. 54.. Все это надолго лишило готскую проблематику археологической фактологи­ческой основы и заставляло специалистов Тиханова М. А. Готы в Причерноморских степях // Очерки истории СССР IIIIX вв. М.,1958; Мерперт Н. Я. Гунны в Восточной Европе // Там же. С. 156 сл. освещать ее, исходя исключительно из данных древних письменных источников.

Лишив древних германцев изрядного количества земель и культурного наследия, советские авторы уделяли им в этногенетической картине Ев­ропы столь же незавидное место, какое немецкие авторы 1920–1930-х гг. отводили славянам. С. П. Толстов утверждал, что до I в. до н. э. немногочисленные германские племена прозябали в невежестве на зад­ворках культурной Европы. Они были представлены отсталыми охотника­ми, рыболовами и примитивными земледельцами Толстов С. П. Древнейшая история… С. 31.. Не блистали они и языковыми достижениями, занимая «переходную» от яфетической к индо­европейской стадию Удальцов А. Д. Теоретические основы… С. 261., и были, как не без злорадства добавлял Толстов, «поверхностно индоевропеизированы под воздействием соседних кельтов и протославян» Толстов С. П. Древнейшая история… С. 31.. Вопреки утверждениям германских архео­логов, советские авторы настаивали на том, что немецкий народ начал формироваться лишь с IX в. н. э., причем на расово и этнически неодно­родной основе Чебоксаров Н. Н. Этническая антропология Германии // КСИЭ. М., 1944. Вып. 1..

Все это должно было развеять «легенду о германском культуртре­герстве», что и было зафиксировано, в частности, на Совещании по эт­нографии народов Прибалтики в 1950 г. КСИЭ. М., 1950. Вып. 12.. Выступавшие на нем спе­циалисты подчеркивали древние корни близости и дружбы народов При­балтики с русским, причем даже в те отдаленные исторические периоды, когда между ними не было общих границ. Что же касается взаимоотноше­ний с немцами, то они описывались лишь как извечная борьба; ка­кие-либо положительные результаты этих взаимоотношений полностью от­рицались. Напротив, русский народ в 1940-начале 1950-х гг. не упоми­нался иначе как с эпитетом «великий», и было принято подчеркивать его облагораживающее влияние на соседей. Отмечалось, например, поло­жительное влияние русской культуры на народы Среднего Поволжья в до­монгольскую эпоху, куда русские будто бы принесли более прогрессивные формы хозяйства и быта Происхождение казанских татар. Казань, 1948. С. 4; Смирнов А. П. Древнейшее население на территории Чувашии // Материалы по истории Чувашской АССР. Чебоксары,1958. Вып. 1. С. 49.. Более того, даже в Венгрии в послево­енное время возникла тенденция писать о значительном политическом и культурном влиянии славян в период раннего средневековья Balint C. Some ethnospecific features in Central and Eastern European archaeology during the early Middle Ages: the case of Avars and Hungarians // Archaeological approaches to cultural identity. London, 1989. P. 191.

Все это трудно не поставить в связь с той ролью, которую Россия сыграла в победе над фашистской Германией, и с речью Сталина 25 мая 1945 г., в которой он подчеркнул особую заслугу в этом именно русского народа. Разрушенную экономически и расчлененную полити­чески, Германию следовало добить и идеологически, не только развеяв миф об одаренных могучих воинах-германцах, несших в древности свет культуры и учености своим диким соседям, но и «доказав» примитив­ность древней германской культуры, будто бы намного отставшей от высокоразвитой славянской. Одновременно эта концепция несла и более широкую идеологическую нагрузку, возвышая Россию над западным миром в целом. Наконец, изложенная концепция давала историческое обоснова­ние существованию советской империи во главе с русским народом и оп­равдывала территориальные приобретения, сделанные СССР в результате войны. Об этом С. П. Толстов писал буквально следующее:

…У истоков политической истории нашей страны стоят не отдельные, оторванные друг от друга, возникшие в разных местах политические центры, а не­которая более сложная и мощная политическая система, противостоящая, с одной стороны, западному политическому объединению – Римской импе­рии… с другой стороны, на востоке противостоящая третьему полити­ческому центру тогдашнего мира – Ханьской империи Китая…

И да­лее:

… Древняя история нашей страны должна рассматриваться не как история стихийно взаимодействующих отдельных племен, а как история сложной системы политического взаимодействия могучих древних госу­дарств, культурно и политически тесно связанных между собой и с родственными племенами севера, втянутыми в орбиту их экономического, политического и культурного влияния Толстов С. П. Из предистории… С. 49..

Иначе говоря, судя по приведенной цитате, предпосылки к образова­нию СССР сложились к началу н. э., если не раньше. И действительно, как утверждал тот же автор, русский народ и «братские» народы Восто­ка сформировались на одной и той же генетической основе – на основе скифо-массагетской и сармато-аланской среды Там же. С. 53.. Трудно не со­поставить все это с выдержкой из листовки общества «Память», выпу­щенной уже в наше время, которая гласит:

территории, традиционно принадлежащие разным этническим группам, должны оставаться Родиной общего проживания с обязательным приоритетом для нации, собравшей разные народы в рамках единого государства Память.1992. Июнь. Прил. 5..

И неслучайно глава одной из группировок «Памяти» Д. Д. Васильев еще недавно совето­вал президенту Б. Н. Ельцину занять границы в пределах земель бывшей Российской империи Соловей В. Д. «Память»: история, идеология, политическая практика // Русское дело сегодня. Кн. 1. М., 1991. С. 82.. Видимо, предполагая возможность такого ро­да использования своих концепций, С. П. Толстов писал: «Мы далеки, ко­нечно, от примитивного национализма, возвеличивающего все свое и презирающего все чужое…» Толстов С. П. Древнейшая история… С. 122.

Однако такие стыдливые оговорки вряд ли могли сбалансировать мощ­ный заряд национализма, содержащийся в работах советских авторов по славяно-русскому этногенезу, выпущенных в 1940-х гг. и сыгравших свою роль в формировании сегодняшних националистических настроений. И дело здесь не только в создании питательной идеологической среды для русского национализма, но и в росте ответного местного национа­лизма. Ведь на самом деле изучение тенденций в этногенетических исследованиях позволяет проследить определенную цепную реакцию: эт­ногенетический германский экспансионизм породил ответный этногенети­ческий славянский экспансионизм, а это в свою очередь вызвало соот­ветствующий ответ со стороны других неславянских народов бывшего СССР и, прежде всего, тюркских. Борьба за прошлое в последние деся­тилетия все более накалялась, ибо создание этногенетического мифа являлось одной из немногих дозволенных видов деятельности, с помощью которых национальная интеллигенция могла легально выразить свое не­довольство негативными явлениями в национальной сфере и свое беспо­койство за будущее своих народов. Но это уже особая тема, заслужива­ющая специального анализа Шнирельман В. А. Наука об этногенезе как мифотворчество. Док­лад, прочитанный на научной конференции «Миф и современность» 8 декаб­ря 1992 г. Москва, РГГУ.

Остается отметить, что в конце 1940-х гг. у некоторых авторов на­чало наступать отрезвление, и они стали отдавать предпочтение более объективному прочтению источников перед их идеологически нагруженной интерпретацией. М. И. Артамонов решительно отказался от отождествления трипольцев и скифов с предками славян Артамонов М. И. К вопросу о происхождении восточных славян // Вопросы истории. М., 1948. № 9; его же. Происхождение славян., что было окончательно закреплено на конференции по скифо-сарматской археологии в 1952 г. Вопросы скифо-сарматской археологии. М.; Л., 1954.. А еще позднее он признал, что поля погребальных урн могли быть оставлены готами Артамонов М. И. Славяне и Русь // Научная сессия 1955–1956 гг. в ЛГУ: тезисы докладов на секции исторических наук. Л., 1956.. А П. Н. Третьяков, выступая на обсуждении своей книги Третьяков П. Н. Восточнославянские племена. М.,1948., осмеливался высказывать еретические для своего времени идеи об отсутствии строгих доказательств генетических связей между славянами и дьяковцами, а также сколько-нибудь убедительных данных о присутствии славян на Дону и Тамани до Х в. н. э. Наконец, он утверждал, что готы имели государственность. Все это, разумеется, не нашло понимания у многих участников дискуссии Монгайт А. Л. Обсуждение…; Федоров Г. Б. Обсуждение… и требовало оп­ределенного личного мужества. Время для переоценки этногенетических концепций, выдвинутых в 1940-е гг., еще не пришло, и противники об­щепринятых представлений подвергались жестокой критике, а путь к на­учному продвижению был для них затруднен.

Так очень непростыми путями наука развивалась в стране, где сию­минутные идеологические доктрины определяли оценку не только настоя­щего, но и отдаленного прошлого. Печально, что на этих доктринах бы­ло воспитано не одно поколение, и современные вспышки национализма не в последнюю очередь обязаны этому фактору. Все это было, по-види­мому, неизбежно при тоталитарном режиме в условиях господства одно­партийных установок, которые, разумеется, жестко контролировали раз­витие наук, обслуживавших нужды однопартийного государства. К сожа­лению, и ныне в изменившейся обстановке наука нередко продолжает служить далеко не безобидным политическим целям. Если, как счита­ется, наука способна давать прогнозы на будущее, то, представляется, что первым долгом ученого является отчетливое понимание того, чему служат его исследования и какие политические последствия могут иметь развиваемые им теории. Думаю, в этом отношении российским ученым есть о чем подумать, учитывая тот печальный опыт, который был частично проанализирован выше, а также интенсивный процесс политиза­ции науки, происходящий в наши дни. Столкнувшись с весьма сомнитель­ным результатом деятельности некоторых своих коллег, американские антропологи в свое время выработали особый кодекс чести, направлен­ный против вовлечения антропологии в политические проекты, преследу­ющие неблаговидные цели Ethics and the profession of anthropology / ed. by C. Fluehr-Lobban. Philadelphia, 1991.. Отчего бы и российским специалистам не разработать такой кодекс под эгидой возникшей недавно Антрополо­гической ассоциации?

Впервые: Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 52–68.

Принятые сокращения
КСИИМК – Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры АН СССР
КСИЭ – Краткие сообщения института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР
ПИДО – Проблемы истории докапиталистических обществ
19 декабря 2013
Злоключения одной науки

Похожие материалы

19 августа 2014
19 августа 2014
В Кракове опубликован полный польский перевод вышедшей в 1997 году под грифом «Мемориала» книги Миры Яковенко об Агнессе Мироновой-Король.
14 мая 2016
14 мая 2016
Действительно ли советская эпоха, если рассматривать ее с исторической точки зрения, может быть обозначена восторженным восклицательным знаком? И так ли уж замечательна была жизнь в этой лучшей стране мира, каковой долгое время считали ее многие граждане?
15 мая 2015
15 мая 2015
Перевод главы о культуре 20–30-х гг. из современного учебника истории ХХ век для старших классов Португалии.
9 мая 2010
9 мая 2010
Государственный заказ на создание фильма о Великой отечественной войне режиссер М. Чиаурели и писатель-сценарист П. Павленко получили вскоре после выхода фильма «Клятва». Идея увековечить на кинопленке военную мудрость генералиссимуса принадлежала самому Сталину: он продиктовал министру кинематографии СССР И. Большакову план цикла кинокартин под общим названием «Десять сталинских ударов». По этому плану было реализовано всего три «удара»: фильмы «Третий удар» И. Савченко (1948), «Сталинградская битва» В. Петрова (1949) и «Падение Берлина» М. Чиаурели (1949). Для этих фильмов советские критики придумали особый жанр – «документальная драма» (то есть в них нужно было видеть «правду о войне», воссозданную средствами игрового кино).

Последние материалы