«Параллельный полис» Вацлава Бенды

Ян Махонин. Несколько слов о живучести «Параллельного полиса» Вацлава Бенды

В первую очередь надо подчеркнуть, что сначала был параллельный полис, и уже потом – текст о нем.

Это существенно, потому что на момент написания христианским философом Вацлавом Бендой программного эссе, которое определило развитие свободно думающей части чехословацкого общества на десятилетия вперед, были напечатаны десятки, а то и сотни самиздатовских изданий, прочтены сотни неофициальных лекций (в тюрьмах пятидесятых годов это было привычным делом), в заводских цехах открывались десятки выставок послевоенного независимого чехословацкого искусства.

Иными словами, все лучшие, свободные проявления чехословацкой мысли в 1950-е годы находились в подполье, чтобы в 1960-е с «Пражской весной» подняться на поверхность, а после 1969 года, когда жизнь общества вошла в спокойное русло, вернуться к параллельному существованию.

Следовательно, сначала люди работали, работали много и усердно, рискуя собственной свободой и даже жизнью (поэт-сюрреалист Завиш Каландра был казнен в 1950 году), и уже потом их готовые, наработанные схемы параллельных структур, параллельного существования в условиях несвободы смог с поражающей точностью сформулировать Бенда. Не было
бы предыдущей работы – не помогли бы и слова о необходимости выстроить тогдашнее общество по-другому, не выжила бы и «Хартия 77», оказавшаяся на какое-то время в идейном вакууме.

Не удивительно, что до такого додумался человек, глубоко понимавший традиции, и не только традиции прошлых десятилетий, но также и изначальные традиции христианского полиса.

Выстраивание параллельного полиса в условиях несвободы – это повторение первохристианской идеи жизни, работы и жертвы во имя спасения. Тем более удивительно, что текст, сформулированный Вацлавом Бендой, был тепло принят не только христианской, консервативной частью чехословацкого диссидентства и неофициальной культуры, но и бывшими коммунистами-реформистами, андерграундной молодежью – короче говоря, всеми свободно думающими людьми, сплотившимися в то время вокруг «Хартии 77».

Текст и идея «Параллельного полиса» стали залогом общего дела, которое было поставлено выше частных амбиций и политических программ. И так, в духе взаимопонимания, чехословацкая оппозиция просуществовала до самого конца.

Но, как это бывает, конец оказался началом. И несмотря на то, что Вацлава
Бенды уже нет в живых, идеи его программы ничуть не устарели, они до сих
пор актуальны и могут быть применены здесь и сейчас.

 

Параллельный полис

Прежде всего, я думаю, что вопрос о том, как быть дальше, включая растерянность, депрессии и конфликты, которые он вызывает, в полной мере вытекает уже из первоначального заявления.

Кроме прочего, я хочу этим сказать, что все перипетии прошедших 16 месяцев, касаются ли они внешних отношений, поведения отдельных людей, групп или течений внутри Хартии, способствовали нашей нынешней неуверенности относительно маргинально – кроме, разве что, конкретного момента их возникновения.

Сразу попытаюсь объяснить, в чем я вижу принципиальную причину этой неуверенности.

Хартия 77 отмечена, по крайней мере, двумя заслуживающими внимания успехами: она включила невероятно широкий спектр политических взглядов и гражданских менталитетов и сумела, по сути, остаться на легальном поле. За эти результаты она заплатила той шизофренической ситуацией, в которой мы поначалу оказались.

С одной стороны, несмотря на глубокие различия в степени принципиальности критики и еще более различные представления о возможности исправить положение, все мы приходим к согласию в одном: в очень мрачной оценке политической системы и функционирования нынешней власти.

С другой стороны, мы действуем так, словно верим заявлениям политической власти о ее добрых намерениях и положениям законов, которыми она якобы ограничивает свой тоталитаризм. Мы будто бы не обращаем внимания на то, что все это – лишь пропагандистская завеса. Такая ловля на слове сама по себе – остроумный маневр. И все же, при всем уважении к остроумию, подобный подход не способен достичь мобилизующего эффекта и предотвратить ложь, если он не сумеет выстроить мост над пропастью между двумя вышеназванными плоскостями.

Хартия 77 сумела эту половинчатость временно, хотя и очень эффективно, преодолеть, крайне подчеркивая этические аспекты и приоритет нравственной позиции в сравнении с политической. Но это решение не сработало, и сегодня первоначальная дилемма встает перед нами еще серьезнее.

Не сработало оно, в общем, по следующим причинам:

Смерть профессора Паточки, который был, бесспорно, движущей силой этого решения.

Политическая власть поумнела – она, в конце концов, заметила, что из-за ее оголтелой кампании политическая проблема превратилась в проблему моральную. Сама того не заметив, власть начала использовать наше оружие. С этого момента вокруг Хартии царит молчание, а власть ограничивается тем, что душит ее в потемках (официально это называется «ограничивать круг»).

Нравственная позиция постулировалась абстрактно – без какой-либо позитивной наполненности или направлений действия. Абстрактная нравственная позиция, однако, – это всего лишь жест, который, хоть и может быть максимально эффективным, но его действенность ограничена несколькими неделями или месяцами. В доказательство своего утверждения могу привести факт, с которым вы, видимо, сталкивались, и который распространен среди подписавших Хартию: переход от почти экстатического чувства освобождения, вызванного подписанием Хартии, к постепенной потере иллюзий и глубокому скепсису.

Я не уменьшаю конкретную роль первых двух причин, но все же решающей и самой по себе достаточной я считаю третью. И на этом диагнозе я основываю предложенную мной стратегию, которая должна нас вывести из нынешнего тупика.

Эту стратегию я попытался обобщить в двух лозунгах, которые буду далее развивать и комментировать.

1. Мы продолжаем и в дальнейшем исходить из нравственных обязательств и миссии как объединяющего момента и источника динамики.
2. Этой динамике необходимо предоставить поле деятельности и определенную позитивную перспективу в создании ПАРАЛЛЕЛЬНОГО ПОЛИСА.

I. Моральное право и обязанность гражданина участвовать в исправлении общественных дел (то есть политических в самом широком смысле) не вызывает ни малейших сомнений. Хартия с самого начала основывала на этом источнике свой общественный мандат: будучи общей отправной точкой он означал преодоление вышеупомянутой раздвоенности и был гарантией единства, толерантного сотрудничества, а также в какой-то мере и стойкости.

Я не вижу никакой иной формулировки, которая могла бы успешно выполнять все эти функции; кроме того, в глазах общественности и в глазах большинства людей, подписавших Хартию, эта нравственная плоскость так тесно связана с Хартией, что любая другая формулировка вряд ли может легитимно претендовать на преемственность. Таким образом, я спрашиваю не о том, стоит ли исходить из нравственного аспекта, а о том, как снова сделать его побуждающим и мобилизующим стимулом, как обеспечить его продолжительное действие – то есть какие конкретные усилия, или «позитивная программа», могут в будущем черпать из него свою энергию.

Я не могу здесь воздержаться от полемики с автором замечаний к «манифесту позитивного подхода», хотя в целом его позиция мне во многом симпатична. В своих критических комментариях к указанной концепции он справедливо настаивает на максимальном терпении и терпимости: это требование он иллюстрирует на примере тяжелого и почти болезненного процесса создания «религиозного» документа. Однако между людьми, подписавшими и не подписавшими Хартию, существует глубокое взаимопонимание в том отношении, что «религиозный» документ вместе с документом о литературе (обстоятельства создания были аналогичными) являются самым существенным, что Хартия до сих пор создала. Тем самым я возвращаюсь к своей первоначальной теме: терпение и терпимость – это, бесспорно, достоинства, однако они должны быть не просто искусством компромисса и оппортунистического подхода, а выражением взаимного уважения и нравственной требовательности. Настоящая терпимость предполагает не только внимательное отношение к принципиальным нравственным ограничениям партнеров, но и полное уважение к плодам чужого труда и усилия мысли. Только такая терпимость позволяет существовать творческому плюрализму мнений; терпимость компромиссов приводит к серости и беззубости. В конце концов, я допускаю, что, критикуя приведенный пример, я немного исказил намерение автора, и я не исключаю взаимопонимания в вопросе терпения, терпимости и в иных важных вопросах.

Если я правильно понимаю, что кроется под ярлыками «радикальная» и «ретроградная» концепции, то ни одну из них я не могу считать перспективным ответом на упомянутые вопросы.

Гражданин, без сомнения, может счесть своим личным моральным долгом вступить в конфронтацию с дурной политической властью и попытаться ее уничтожить. Тем не менее, при данных обстоятельствах этот долг настолько близок к самоубийству, что ни в одной разумной этической системе не может претендовать на общественное признание.

Гражданин может ощущать себя морально обязанным реалистично оценить ситуацию и попытаться путем компромиссов и реформ добиться хотя бы частичного исправления ситуации. Тем не менее, при этических параметрах современной политической власти нельзя полагаться на то, что нравственные мотивы гражданина дождутся всеобщего признания, и оно сработает как моральный призыв.

II. Я пытаюсь предложить третий путь исправления отношений в общине. Большинство структур, так или иначе связанных с жизнью общины (то есть с политической жизнью) функционируют или совершенно неудовлетворительно, или даже ей во вред. Поэтому я предлагаю нам объединить усилия по постепенному формированию параллельных структур, способных хотя бы в ограниченной мере заменить отсутствующие полезные обществу и необходимые функции; там, где это возможно, необходимо пользоваться также существующими структурами и «гуманизировать» их.

Этот план в определенной мере отвечает требованиям и «реформаторов», и «радикалов». Он не обязательно должен привести в прямой конфронтации с политической властью, однако при этом не обременен иллюзиями о выходе из данного состояния с помощью «косметического ремонта». Ключевой же вопрос о жизнеспособности системы он при этом оставляет открытым: совершенно ясно, что и частичный его успех оказал бы на официальные структуры такое давление, под действием которого они бы неизбежно или развалились или эффективно перестроились (в зависимости от того, примем мы диагноз радикалов или реформаторов).

Этот план, очевидно, неприемлем для обеих сторон как «просветительский» и политически наивный. Но все же все мы – в Хартии, которая бесспорно сама является политически наивным начинанием – так же, как и любая попытка основывать политику на нравственной отправной точке. В конце концов, мое предложение непосредственно отталкивается от предшествующей формы Хартии 77, которая своим возникновением обязана защите параллельной структуры (второй культуры) и которая в значительной мере занимается «гуманизирующей» реинтерпретацией существующей официальной структуры (законодательная система).

А в отношении официальных политиков я хотел бы подчеркнуть, что в конце концов, это они привели общину в ее современное состояние: поэтому порядочность требует, чтобы они пересмотрели либо свои политические убеждения, либо свой взгляд на то, что является, а что не является политически наивным – третьего не дано.

Возможно, этот план нам не по силам, тем не менее, он реалистичен в том смысле, что он опирается на практику проверенной действительности. Я приведу два наиболее характерных и при этом совершенно противоположных примера: Параллельная структура в культуре – это сегодня неоспоримый и явно позитивный фактор, а в некоторых сферах (в литературе, а в некоторой степени и в популярной музыке и изобразительном искусстве) полностью доминирует над нежизнеспособными официальными структурами. Таким же неоспоримым (и негативным, хотя более функциональным и гуманным) фактором является параллельная экономика, основанная на систематическом воровстве, коррупции и протекции), которая под гладкой поверхностью официальной экономики обслуживает большинство не только потребительских, но и торгово-промышленных отношений.

А теперь я приведу в кратких (расположенных в случайном порядке) пунктах конкретику моего плана:

а) Данный пункт – это, собственно говоря, преамбула ко всем последующим. Наша правовая система фактически является одной из худших в мире, потому что она задумана исключительно для пропагандистских целей – следовательно, чрезвычайно неопределенно и без каких-либо гарантий. Одновременно наша правовая система допускает очень либеральную интерпретацию, опять же, потому что она задумана исключительно для пропагандистских целей. Эту двоякость необходимо систематически использовать (и нужно быть готовыми к тому, что она в любой момент может быть использована против нас). К переходу от тоталитарной системы к либеральной, то есть в данной сфере переход от принципа «запрещено все, что не разрешено» к принципу «разрешено все, что не запрещено», власть можно принудить, только постоянно испытывая меру дозволенного и энергично отстаивая однажды завоеванные позиции.

б) Вторая культура является пока самой развитой и самой динамичной параллельной структурой. Нужно воспользоваться ей как моделью для иных сфер, и одновременно необходимо всеми средствами поддерживать ее развитие, особенно в областях, остававшихся до сих пор без внимания (литературная критика и культурная публицистика вообще, театр, кино).

в) Параллельная структура в области образования и научной жизни уже имеет определенные традиции, но в последние два года там скорее наблюдается застой. Организацию параллельного образования я считаю задачей чрезвычайной важности как по личным (если сотрудники Госбезопасности знают по именам моих детей в возрасте от 1 до 9 лет, я не могу питать иллюзии относительно их официальных шансов получить образование), так и по общим причинам. Андеграунд, являющийся наиболее многочисленной составной частью Хартии, смог политизироваться и преодолеть свое сектантство, тем не менее, стабильность такого результата, очевидно, обусловлена нашей «просветительской» работой в этих кругах. Я предполагаю, что именно в сфере образования уместно определенное великодушие и «максималистская» программа.

г) На своем начальном этапе Хартия смогла создать параллельную информационную систему, функциональную, отличающуюся быстротой реакции и включавшую, как минимум, несколько десятков тысяч людей. Постепенную деградацию этой системы (протекающую, к сожалению, с большей скоростью, чем это можно оправдать падением интереса к первоначальной сенсации) я считаю одним из крупнейших поражений и подвергающихся наибольшей критике признаков предшествующей деятельности Хартии.

Можно предположить, что с важными материалами Хартии 77 путем непосредственного внутреннего распространения (то есть если не принимать в расчет информацию, полученную из программ зарубежного радио) на начальном этапе могли ознакомиться от нескольких десятков до нескольких сотен (в случае первоначального заявления) тысяч человек. В последнее время это количество снизилось до нескольких сотен, в лучшем случае – тысяч граждан.

Ключевое значение будет, конечно, иметь содержание и форма передаваемой информации; об этом, а также о вопросах осведомленности зарубежной общественности я буду рассуждать в других пунктах. Здесь приведу лишь несколько технических принципов, соблюдение которых, по моему мнению, могло бы поспособствовать исправлению ситуации:

Распространению информации нужно уделять больше внимания, и о выполнении этой задачи необходимо заботиться наравне с собственно подготовкой материалов. Каждый, кто сегодня жалуется на недостаток информации, автоматически должен считать себя обязанным эффективно распространять полученные материалы.

Информационная сеть должна использоваться равномерно. Слишком долгие периоды молчания еще опаснее, чем перегрузка сети, поскольку они ведут к потере интереса и к распаду налаженных связей.

В особенности вблизи источника необходимо придерживаться принципа, что эффект важнее, чем общепринятая вежливость, и распределять информацию в первую очередь в те места, откуда гарантировано ее дальнейшее распространение. Пусть лучше «видная» личность получит информацию из вторых рук, чем ее распространение застопорится и ограничится узким кругом людей.

Необходимо улучшить поток информации к группам за пределами Праги. Однако еще необходимее, чтобы эти группы наладили связь между собой и создали автономные информационные системы. И здесь действует правило, что в оценке адресата информации самую важную роль играет то, умеет ли он печатать на пишущей машинке.

В перспективе нас не обойдут стороной более эффективные средства копирования, чем пишущая машинка. Необходимо, с одной стороны, безотлагательно произвести серьезный правовой анализ этой проблематики, а с другой стороны, изучить возможности материального обеспечения в случае несомненно легальной, но дорогой техники (ксерокс, фотокопия).

д) Я не способен обозреть широту задач, с которыми мы можем столкнуться в будущем на поле параллельной экономики; существующие на настоящий момент возможности хотя и не велики, однако вопрос их использования стоит крайне остро. Политическая власть считает эту область решающим средством для своевольного управления гражданами и одновременно регламентирует ее строжайшим образом. Поэтому необходимо опираться на бухгалтерию крайнего доверия (любая другая выходит за рамки поля легальности) и широко развернуть благотворительную деятельность и поддержку; само общество должно быть основано на системе круговой поруки не только моральной, но и материальной.

Политическая власть явно хочет сломить инициативу Хартии 77 прежде всего тем, что поставит ее участников в условия невыносимого экономического давления (при этом одновременно она проводит пропагандистскую кампанию, распространяя слухи об их разгульной и праздной жизни). Доказывать нравственность и бескорыстие своих намерений, проявляя демонстративное презрение к экономическому фактору, в этих условиях так же наивно и небезопасно, как действия человека, который считает необходимым подробно информировать Госбезопасность о своей жизни, потому что считает ее честной и легальной (в обоих случаях он не только выдает себя на милость врага, но одновременно и признает его ложные и узурпированные права). Наоборот, необходимо сопротивляться этому давлению, последовательно прибегая и даже требуя международной солидарности: начиная с поддержки отдельных людей и организаций и заканчивая намного более перспективной формой культурного и научного сотрудничества, гарантирующего относительную независимость от официальных экономических структур (гонорары за произведения искусства и научные публикации, стипендии и т. п.).

е) Необходимо создать почву для возникновения параллельных политических (в узком смысле слова) структур и способствовать их развитию. Этот пункт включает в себя широкий спектр задач от воспитания гражданского сознания и ответственности и создания условий для политической дискуссии и формулировки теоретических мнений вплоть до поддержки конкретны политических течений и объединений.

ж) В области параллельной внешней политики мой проект исходит из предпосылки, что интернационализация любой проблемы, возможно, и не принесет пользы, но уж точно не помешает. Некоторые предлагаемые здесь параллельные структуры (например, образование, экономика) не могут, по крайней мере, в начале, функционировать без эффективной зарубежной поддержки. Осведомленность за рубежом о наших усилиях является решающей страховкой от произвола политической власти, а также главным источником информации для большинства граждан (иностранное радио и телевидение). Не менее важно и сотрудничество родственных течений в государствах восточного блока – за прошедшие десятилетия, наверное, каждый народ восточного блока жестоко поплатился за недостаток такой координации. Осведомленность о нашей инициативе в настоящее время минимальна, и наше сотрудничество с параллельными движениями внутри блока всегда было плачевно неудовлетворительным. Необходимо немедленно создать команду, которая изучит причины этой ситуации и предложит конкретные пути решения.

Я наверняка пропустил здесь многие параллельные структуры, потребность в которых представляется столь же неотложной. Отдельные параллельные структуры также будут связаны с Хартией 77 в разной мере (свой взгляд на этот вопрос я пытаюсь выразить, в том числе, степенью подробности отдельных пунктов: некоторые из них будут неотъемлемой частью Хартии, по отношению к другим она выступит в роли повитухи и кормилицы, и, наконец, каким-то пунктам она предоставит, прежде всего, гарантию легитимности). Создаваемые таким образом параллельные структуры в различной степени выйдут за рамки Хартии, и раньше или позже должны будут получить автономное существование: не только потому, что в Хартию в ее прежней форме они просто «не поместятся», но и главным образом потому, что в противном случае мы построим не параллельный полис, а гетто.

Тем не менее, Хартия не должна как-то решительно отделяться и отмежевываться от этих инициатив: в результате такого шага она сместилась бы из плоскости гражданской активности к роли простого наблюдателя, и таким образом лишилась бы существенной части своего нравственного заряда.

На будущее необходимо считаться с тем, что мы скорее придем к согласию относительно общей отправной точки наших усилий, чем относительно их внешних границ. В конце концов, Хартия как гражданская инициатива неизбежно плавно переходит в дальнейшие инициативы, и, имея характер свободного объединения, даже не располагает средствами, которыми она могла бы как-то директивно обозначить свои границы. В этом отношении Хартия была, есть и будет основываться на неизменном взаимном доверии и понимании того, что отдельные группы подписавших ее людей будут избегать действий, принципиально неприемлемых для других групп или каким-либо образом нарушающих первоначальное единство и взаимосвязь.

Тем не менее, Хартия 77, естественно, должна и в дальнейшем выполнять свою принципиальнейшую задачу (помимо проблематики «законодательной», которую я привожу в пункте а): отслеживать случаи серьезных нарушений прав человека, обращать на них внимание общественности и предлагать решения. Прежде всего, необходимо продолжать создавать принципиальные документы. Материальные документы должны появляться не реже, чем раз в два месяца, а иначе нарушится непрерывность.

Также необходимо существенно расширить круг людей из числа подписавших и не подписавших Хартию, которые будут принимать активное участие в подготовке и создании документов – в этом отношении я очень приветствую предложение публично объявлять темы для разработки и коллектив, ответственный за их редактирование.

С другой стороны, на способ разработки данной проблематики (и этот аспект будет проявляться тем сильнее, чем специфичнее будет избранная область) и на предлагаемые решения неизбежно повлияют личные взгляды и позиции авторов, естественно, отличающиеся от иных взглядов и позиций. В наших общих интересах – лучше смириться с этим фактом, чем из ложного стремления к объективности и терпимости (см. мою полемическую глоссу выше) создавать документы, которые своей двоякостью и выхолощенностью походили бы на дипломатические протоколы.

Далее я перехожу к требованиям, которые уже в определенной мере связаны с моим планом. Я думаю, что документы не должны быть адресованы только официальным учреждениям, но также, и даже прежде всего, нашим согражданам. Это накладывает на них определенные требования: документы должны быть посвящены действительно общепризнанным острым проблемам, не должны быть излишне длинными (а иначе они не дойдут до большинства адресатов – однако, объем зависит от серьезности темы), должны быть достаточно информативными и для непрофессиональной общественности (то есть в них нужно избегать юридического или любого другого профессионального жаргона).

Если мы хотим бороться с всеобщим ощущением тщетности и безысходности, а не усугублять его, нам следует, я считаю, не игнорировать предшествующие сомнительные результаты попытки диалога с политической властью, а учиться на них. Это означает идти еще дальше; ничто нам не препятствует предлагать в своих документах помимо (или даже вместо) проектов институционального решения также и стимулы к «параллельной гражданской» активности, позволяющей улучшить данную ситуацию. Если создание документов перестанет быть целью и будет рассматриваться только как составная часть постоянных усилий по выявлению причин пагубной ситуации и по настойчивым стремлениям ее исправить, то Хартии 77 решительно не будет грозить опасность превратиться в пустопорожний продукт «шуршания бумагами».

Такой подход, при котором работа по документированию соединялась бы с
поиском самых разных возможностей исправления ситуации и подталкивала бы к их применению – на мой взгляд, самый естественный переход к предложенному здесь плану построения параллельного полиса

Вацлав Бенда

Перевод с чешского Нины Фальковской