Венгрия'56 / отрывок из книги Валентина Алексеева «Прорыв цепи»

В октябре 1956 г. в Будапеште стихийно вспыхнуло антисоветское восстание. Книга Алексеева рассказывает о его предпосылках и исходе, публикуемая глава подробно освещает события первого дня, 23 октября 1956 г.

Я – обманутый в светлой надежде,
Я – лишённый Судьбы и души –
Только раз я восстал в Будапеште
Против наглости, гнёта и лжи.
…
Грубой силой – под стоны и ропот –
Я убит на глазах у людей.
И усталая совесть Европы
Примирилась со смертью моей.
И стихотворения Наума Коржавина «Баллада о собственной гибели» (1956)

Фрагмент книги Валентина Алексеева «Венгрия 56. Прорыв цепи». – М.: «Независимая газета» / под ред. В.Л. Шейниса, 1996, 280 с.

Начало восстания
С. 146 – 155

События в Польше, связанные с VIII пленумом ЦК ПОРП Размывание режима «народной демократии» в Польше и Венгрии происходило параллельно. События во многом напоминали друг друга. VIII пленум ЦК Польской объединённой рабочей партии в октябре 1956 г., собравшийся на волне народного движения в Польше, весьма сходного по своим истокам, проявлениям и содержанию с тем, что происходило в Венгрии, сместил, несмотря на явно выраженное недовольство верхущки КПСС, пытавшейся помешать этому, прежнее руководство партии во главе с промежуточной фигурой – Э. Охабом и вернул на пост первого секретаря партии В. Гомулку, незадолго перед тем вышедшего из тюрьмы. В 1956 г. Гомулка был таким же символом борьбы за преодоление сталинизма в Польше, как Надь в Венгрии. Выступвший на пленуме с программной речью Гомулка рузко осудил расстрел рабочей демонстрации в Познани летом 1956 г., ранее заклеймённой как «вылазка контрреволюции» в официальных документах КПСС и ПОРП. Гомулке и пришедшей с ним группе руководителей удалось путём ряда манёвров сить волну движения и стабилизировать режим в чуть модифицированном виде. В 1970 г. Гомулка отдаёт приказ расстрелять рабочую демонстрацию в Гданьске, и это станет его политической смертью. Но в 1956 г. приход Гомулки к руководству породил эйфорию у реформаторских сил во всех социалистических странах – прим. редактора сборника, сыграли для Венгрии роль детонатора. Значительная часть венгерских граждан, и прежде всего коммунистов, восприняли их как победу польского народа в борьбе за очищение социализма от ошибок и извращений и за государственный суверенитет против иностранного вмешательства. Отсутствие какой-либо официальной информации о польских событиях со стороны руководства ВПТ ВПТ – Венгерская партия трудящихся. делало партийный актив беспомощным перед лицом лавины сенсационных слухов. Древние узы горячей симпатии между венгерским и польским народами, в свою очередь, усиливали интерес к тому, что происходило в Польше.

В этой обстановке и появилась мысль о демонстрации солидарности с народом Польши: Союз писателей постановил возложить 23 октября цветы к подножию памятника герою освободительной войны венгерского народа в 1848 – 1849 гг. поляку генералу Бему. Оппозиционные студенты, собравшиеся на митинг в Политехническом институте, подхватили эту идею, но добавили от себя решение пройти молча по улицам Будапешта до памятника Бему. Когда об этом намерении стало известно в университете имени Лоранда Этвеша, здешние оппозиционеры потребовали, чтобы демонстрация шла с лозунгами.

Выше уже отмечался конгломератный, разношёрстный характер оппозиционного движения как одна из важнейших особенностей политической борьбы 1956 г. В Венгрии отсутствовала какая-либо единая политическая партия оппозиции, какой-либо общий руководящий и направляющий центр. Союз писателей и кружок Петёфи – солидарные друг с другом по многим вопросам и поддерживающие друг друга в их атаках на партийно-правительственное руководство – не представляли собой оформившегося блока. Оппозиционный фронт представал в 1956 г. как хаотическое, хотя всё более расширяющееся движение разнообразнейших, всё новых и новых групп, сочувствовавших первоначально друг другу (подчас в силу недостаточного знакомства с подлинными намерениями друг друга), солидарных в своей вражде к существовавшему до сих пор порядку вещей, но не объединённых ни совместно принятой программой действий, ни общей дисциплиной, ни единым руководством. По мере расширения оппозиционного фронта, вовлечения в него ервыз сил и групп, этот разнобой нарастал, чтобы достичь своего апогея в разгар вооружённого восстания в последние дни октября. Накануне восстания, в частности, в среде оппозиционного студенчества возникли автономные кружки по образцу кружка Петёфи.

20 – 30 октября оппозиционные группировки выступили одна за другой со своими списками требований. Поскольку чётких разграничений членского состава этих группировок не было и они часто аппелировали к одной и той же аудитории, то и отдельные требования переходили из одной программы в другую, дополнялись, корректировались, отбрасывались в зависимости от перемены состава и настроений участников того или иного форум, собиравшегося для утверждения выдвигаемых требований. Особенно эклектичными были завоевавшие наибольшую популярность «16 пунктов» Политехнического института (их называли также «14 пунктов», так как в многочисленных списках и копиях этой программы, изготовленных утром 23 октября от руки, на пишущих машинках и на ротаторах, некоторые пункты были объединены). Рядом с умеренными требованиями, казалось, не посягавшими на режим народной демократии, хотя и содержавшими критику в его адрес (например, «советско-венгерская и венгерско-югославская дружба на принципах полного экономического и политического равноправия и невмешательства во внутренние дела друг друга»), были и такие, как: «Немедленный созыв съезда ВПТ. Руководство, избранное снизу. Сформирование нового Центрального комитета». В одном ряду с этим требованием, являвшимся недопустимым для партии вмешательством со стороны беспартийного митинга в её внутренние дела и в то же время отражавшим веру значительной части его участников в то, что только от партии и через партию следует ожидать улучшения положения в стране, стояло и требование «всеобщих, тайных, равных выборов новых депутатов в Государственное собрание с участием нескольких партий».

Сама эта разнородность, наличие противоречащих друг другу требований в одном перечне (выборы на многопартийной основе подразумевают возможность отстранеия ВПТ от власти, но зачем же в таком случае требовать перестройки ВПТ, смены руководства в ней?) свидетельствуют о хаотичной, импульсивной процедуре их составления, в ходе которой всё более распалявшиеся ораторы, сменяя друг друга, выдвигали всё более крайние постулаты, а взвинченная аудитория отвергала попытки более спокойного и связного рассмотрения вырабатываемой программы. Характерно, что составленные в более сдержанном тоне программы Союза писателей и кружка Петёфи не получили широкой поддержки.

Неоднородность и разношёрстность оппозиции ещё более наглядно проявилась в ходе самой демонстрации, о чём говорит как разнородный и во многом противоречивый состав её участников, так и намерения, цели, лозунги, поведение. В первые часы бросались в глаза именно благонамеренные по форме лозунги и наличие в рядах демонстрантов истинных сторонников «народной демократии», сочувствие и поддержка ряда звеньев партийного аппарата и низовых партийных организаций, одобрение центрального печатного органа «Сабад Неп».

Решение партийно-правительственного руководства запретить проведение демонстрации вызвало поток делегаций в различные партийные инстанции с требованием отметы запрета. Только Политбюро прищлось иметь дело в этот день с шестью делегациями, в том числе от Союза писателей, от редакции газеты «Сабад Неп», от военной академии имени Зрини, от ряда высших учебных заведений, включая университет имени Лоранда Жтвеша. Герё, который к тому же перед этим провёл около десяти дней за границей, утратил контакт с партийным активом, оставив его без руководства в напряжённой, менявшейся изо дня в день обстановке, теперь, вернувшись в Будапешт утром 23 октября, в разгар стремительно надвигавшихся как снежная лавина событий, сам, по-видимому, растерялся. Считая необходимыми и неизбежными твёрдые меры, он вместе с тем не желал отталкивать поспешными действиями значительную часть партийного актива. Результатом был разрушительный для устойчивости и авторитета партии и государства поток противоречащих одно другому и отменяющих одно другое распоряжений. После того как стало очевидно, что демонстрация, несмотря на официальное запрещение, всё же состоится (причём некоторые, вначале колебавшиеся и сомневавшиеся в целесообразности демонстрации, решили участвовать в ней именно наперекор запрещению), было объявлено, что запрет снят. Это усиливало впечатление слабости правительства, его неуверенности в своих силах и в правильности своих действий, подбадривало оппозицию на выдвижение новых и новых требований, всё менее учитывающих мнение властей.

Вначале, правда, могло показаться, что ход демонстрации не подтверждает худших опасений. Дисциплинированные колонны студентов и преподавателей с красными и трёхцветными венгерскими знамёнами стекались к памятнику Петёфи в Пеште близ университета имени Этвеша, где председатель Союза писателей Петер Вереш, хорошо известный в Венгрии и других социалистических странах, в том числе и в СССР, своей антифашистской деятельностью, зачитал резолюцию Союза писателей. В ней говорилось, что в Венгрии сложилась революционная ситуация, так как партийно-государственное руководство противится демократизации. Резолюция требовала повышение жизненного уровня населения, соблюдения ленинских принципов взаимоотношения между народами, настаивала на сближении с Югославией и капиталистическими странами. Авторы резолюции утверждали, что дела в Венгрии пойдут на лад только в том случае, если будет устранена «клика Ракоши» и к руководству придут Имре НадьИмре Надь, 1896 – 1858, Председатель Совета Министров Венгрии в 1953 – 1956 гг. Во время Венгерского восстания 1956 г. попытался его возглавить, после поражения восстания бежал на территорию Югославии. Повешен в июне 1958 г. «за государственную измену», после падения коммунистического режима в Венгрии был перезахоронен в 1989 г. как национальный герой., «чистый и смелый коммунист, пользующийся доверием народа, и все те, кто в прошлом вёл систематическую борьбу за социалистическую демократию», то есть вожаки партийной оппозции. В то же время резолюция призывала к бдительности в отношении замыслов буржуазной контрреволюции.

Автомобиль кружка Петёфи с рупорами-усилителями призывал демонстрантов на центральный митинг к памятнику Бему. Рупоры разносили призывы: «За советско-венгерскую дружбу на ленснских принципах равноправия!», «Долой сталинскую политику!», «Да здравствует братская Польша!», «Рабочее самоуправление на заводах!», «Требуем социалистической демократии!» Шествие, выросшее за короткое время с 10 тыс. до 50 тыс. человек, двинулось в Буду.

«В природе любого массового движения – революционного или контрреволюционного – то, что массы демонстрантов заостряют лозунги», пишет историк событий 1956 г. в Венгрии Я. Мольнар. Уже на пути к Буде они начали спарывать герб народной республики с национальных флагов, а на площади Бема уже требовали от солдат срывать с головных уборов красную звезду, отвечали улюлюканьем на обращение «товарищи!» Петера Вереша, пытавшегося снова зачитать программу Союза писателей, почти не слушали.

Партийная оппозиция пыталась удержать движение под своим контролем. Рупоры автомобиля, принадлежавшего кружку Петёфи, звали идти к Парламенту. На улицах раздавали экстренный выпуск газеты ДИСа «Сабад Ифьюшаг» («Свободная Молодёжь»). Номер состоял из одного листка, заполненного большей частью лозунгами. Наверху – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Специальный выпуск для молодёжи, борющейся за демократию и социализм». Далее: «Поздравляем народ Бема и Мицкевича, народ, ломающий оковы культа личности и догм, народ Польши!». Здесь же обращение от имени студентов к рабочей и крестьянской молодёжи с призывом к единству действий в борьбе с «бесчеловечной политикой Сталина-Ракоши». И ещё лозунги: «Молодёжь хочет, чтобы партия указала нам путь!», «Хватит с нас Ракоши, мы хотим нового партийного руководства!»Мáтьяш Рáкоши, 1892 – 1971, Генеральный секретарь Венгерской коммунистической партии (1945 – 1948), генеральный секретарь Венгерской партии трудящихся (1948 – 1953), первый секретарь ВПТ (1953–1956), глава правительства Венгрии (1952 – 1953)., «У рабочего и студента общие требования!», «Все венгры с нами!», «Прекратить произвол, да здравствует законность!», «Надя в руководство!», «Диктатура пролетариата – вот неуклонный путь нашего народа!». Передовица гласила: «Улица за нами!»

Однако среди демонстрантов всё чаще стали появляться и другие лозунги, более отвечавшие разгоравшимся страстям: «Пусть солдаты каждой страны отправляются на свою родину!», «В Пеште и Буде задают вопрос: куда уходит венгерский уран?». В лозунге «Имре Надя в правительство, Ракоши – в Дунай!» всё чаще имя Ракоши заменяли именем Герё Эрнё Герё – в 1956 г. (с июля по конец октября) Генеральный секретарь ЦК ВПТ..

К вечеру на площади перед Парламентом собралось до 200 тысяч человек. Толпа скандировала: «Надя сюда!», «Хотим Имре Надя!», «Смерть Герё!», «Нам нужен Гомулка!». Оппозиционеров из Союза писателей всё более охватывало беспокойство. В 20 часов по радио стала передаваться речь Герё. Он сказал, что партия и правительство проводят демократизацию в духе июльских решений ЦК, но не допустят при этом никакой спешки. Наша цель – социалистическая, а не буржуазная демократия, подчеркнул Герё. Между тем враги ведут атаку на партию, на рабочий класс, пытаюся подорвать веру в социализм, дружбу с Советским Союзом. Неверно, что отношения между Венгрией и СССР неравноправны, что Венгрия находится в зависимости от СССР. Надо провисти борьбу против шовинистической агитации среди молодёжи, против тех, кто злоупотребил нашей социалистической демократией для организации националистической демонстрации.

Толпа сначала слушала молча, затем раздались возгласы негодования и протеста. В некоторых местах демонстранты выключили громкоговорители. Всё громче раздавались крики: «Долой Герё!», «Где Имре Надь?». Ораторов, пытавшихся обратиться к толпе, в том числе популярного актёра Симковича, с успехом читавшего стихи Петёфи («Встань, мадьяр! Зовёт отчизна!») у памятника поэту в начале демонстрации, теперь прогнали с криками и свистками. Друзья Надя стали тревожиться за его авторитет, они опасались упустить благоприятный, как им казалось, момент, может быть, последний, для того, чтобы удержать или снова взять в руки руководство движением. Писатель Томаш Ацел отправился на своём автомобиле за Надем на его квартиру в Буду.

По словам Мераи, Надь по дороге в Парламент был несколько обеспокоен ходом событий. Надеясь на предстоящее назначение на высокий пост, он не хотел в последний момент терять доверие партии. Неохотно выйдя на балкон, он обратился к собравшимся со словами: «Товарищи и друзья!». В ответ с разных сторон понеслись протестующие крики, свист: «Мы не товарищи!». Шум заполнил всю площадь. «Хорошо, — поспешно согласился Надь, — дорогие друзья!». В толпе находились тысячи убеждённых коммунистов, которые, как отмечает Мераи, были совсем не противниками традиционного обращения, но они были застигнуты врасплох яростью толпы.

Приветствуя намерение демонстрантов бороться, как выразился Надь, «за социалистическую демократизацию», он призвал соблюдать порядок и законность, положиться на то, что все проблемы будут решены надлежащим образом партией и правительством. Слова Надя не удовлетворили демонстрантов, а когда он предложил им разойтись по домам, поскольку они свою задачу уже выполнили, собравшихся на площади охватило чувство разочарования. Все роптали, никто не аплодировал. Некоторые действительно стали расходиться, но среди тех, кто остался, всё настойчивее раздавались возгласы: «Теперь или никогда!», «Завтра – забастовка!», «Идём к радиостанции!», «Низвергнуть памятник Сталину!».

Сам Имре Надь, как утверждает Мераи, не был слишком обескуражен оказанным ему приёмом. Роль демонстрации, как он надеялся, будет исчерпана тем, что она  внушит страх руководителям страны и заставит поверить их, что только он, Надь, вместе со своими единомышленниками сможет предотвратить катастрофу. Однако некоторые из его друзей, находясь в самой гуще происходящего, были обеспокоены значительно больше. Гимеш, наблюдая со ступенек Парламента неистовость демонстрантов, взволнованно говорил Гезе Лошонци: «Не туда идут дела, не туда!». Лошонци знал это не хуже Гимеша, так как только что побывал на Радио, осаждённом ещё более яростной толпой.

Первые группы демонстрантов направились к Радио ещё тогда, когда основной поток только подходил к Парламенту. Вечером 22 октября, во время митинга в Политехническом институте, некоторые его участники пытались уговорить редакцию Венгерского радио передать в эфир «16 пунктов», но получили отказ. Теперь демонстранты решили добиться этого силой. Когда около 500 или 600 человек из них с пением подошли на несколько метров к открытым воротам Радио, охранявший их солдат АВХ захлопнул ворота. Толпа, накапливаясь во всё большем числе перед воротами, требовала их открыть, кричала «Радио должно быть честным!», «Микрофон на улицу!», «Радио должно принадлежать народу!».

Вскоре директор радио Валерия Бенке уже принмала делегацию с улицы. С Бенке был и председатель кружка ПетёфиПамять о кружке Петёфи как кошмар тяготела над сознанием коммунистических вождей и идеологов не только в Венгрии годы спустя после его разгрома. «Мы не позволим создать клуб Петёфи», — много раз повторял Хрущёв, обосновывая гонения и проработки, периодически устраиваемые для интеллигенции. – прим. ред. сб.. Петер Эрдэш. Бенке и Эрдэш не собирались предоставлять Радио в распоряжение повстанцев, но стремились выиграть время, необходимое для усиления охраны и наведения общего порядка в городе. (Причём, по-видимому, Бенке больше надеялась на охрану, Эрдэш – на то, что демонстрантов удастся уговорить.) Пока шли переговоры, к зданию Радио подбрасывались, главным образом, через запасной вход, всё новые и новые силы подкрепления.

Между тем демонстранты становились всё более нетерпеливыми. Среди них стал распространяться слух о том, что делегаты арестованы, а когда один из делегатов вышел на балкон с согласованным текстом радиопередачи, его слова были встречены взрывом негодования. Тут же была выделена новая делегация, но и ей, а также другим сменявшим друг друга делегациям, не удавалось достичь умиротворения.

Ворота трещали под натиском толпы, а когда их стали таранить, разгоняя остановленную на улице автомашину, они не выдержали. Толпа устремилась во двор. Бенке в своём кабинете умоляла испуганных делегатов предотвратить захват Радио. Охрана, выстроившись во дворе подобно македонской фаланге – 10 человек в ряд по фронту и 10 рядов в глубину, – врезалась в хаотичную массу и, нанося удары холодным оружием, стреляя в воздух, бросая гранаты со слезоточивым газом, а также пустив в ход брандспойнты, вытеснила нападающих за ворота и отогнала от ворот. Обозлённые демонстранты хватли кирпичи на близлежащей стройплощадке и швыряли их в ворота и окна Радио. Более ловкие из них подхватывали на лету гранаты прежде, чем те успевали разорваться, и бросали их обратно в защитников Радио. Делегаты с балкона кричали до хрипоты в толпу под звон разбиваемых стёкол: «Венгры, мы ваши люди, мы здесь. Мы вели переговоры с дирекцией!» – «Предатели!» – отвечали им снизу с улицы.

В здании Радио появились проведённые через запасной ход Лошонци и Вашархеи, за ними – Золтан Санто. Лошонци выходит на балкон среди летящих камней и смотрит на бушующую толпу. Дирекция уже почти не рассчитывает на мирный исход. Остаётся, правда, ещё надежда на вмешательноство Имре Надя. Бенке обращается к Лошонци. Он идёт к телефну. Пока он говорит, все прислушиваются, затаив дыхание. Но Надь, как видно, не был расположен являться на Радио, он сказал, что не будет ничего предпринимать, пока его не позовёт партия, и Лошонци извиняющимся тоном говорит в трубку: «Да, дядя Имре, я понимаю».

Дирекция Радио ещё надеялась на обещанную на 20 часов речь Герё, на то, что он успокоит молодёжь, даст директивы членам партии. Когда речь была произнесена – её транслировали из секретариата ЦК, – защитники радио не почувствовали облегчения: они понимали, что тон речи усилит раздражение демонстрантов; в то же время дисциплинированные коммунисты не нашли в ней каких-либо конкретных мыслей и указаний. На улице, перед Радио, никто, впрочем, не услышал из этой речи ни одного слова, так что она могла возмутить только тех, кто слушал её дома или в каком-либо ином спокойном месте. Демонстранты у Радио могли быть озлоблены самим фактом радиопередачи: ведь требования передать «16 (14) пунктов упорно отклонялись».

В это время на Радио стало известно, что у Парламента выступает Надь. Наладить запись его речи не удалось, поэтому работник Радио диктовал его выступление для записи по мере заслушивания. На Радио были поражены, когда из коллега вдруг сообщил, что Надь не может закончить своего выступления, так как демонстранты своим шумом заглушают его слова. Что же происходит? Тем не менее спортивный комментатор Дьердь Сепеши вышел на балкон и воскликнул: «Зачитываю речь Имре Надя перед молодёжью, собравшейся у Парламента!». Наступила тишина. В Радио затаили дыхание. Но после первых же произнесённых Сепеши фраз крики на улице возобновились. Работники Радио вынесли на улицу репродуктор, чтобы всё-таки передать текст речи Надя. И снова толпа умолкла лишь на минуту, а затем «начала шуметь, свистеть и разбила репродуктор».

Количество осаждающих возрастало. К ним присоединились неудовлетворённые участники митинга перед Парламентом и торжествующие участники и свидетели ниспровержения памятника СталинуПамятник Сталину был срезан автогеном, и долго после этого на просторной площади возвышались сапоги генералиссимуса на пьедестале как символ расчёта со сталинизмом. – Прим. ред. сб.. Среди них всё больше становилось вооружённых: казармы имени Килиана находятся недалеко от Радио, солдаты и офицеры передавали оружие демонстрантам и сами вливались в их ряды. К осаждающим присоединились офицеры, солдаты и курсанты различных воинских частей и военных учебных заведений столицы.

Охрана Радио несколько раз очищала улицу перед главными воротами, это дало повод для распространения по городу слухов: «АВХ стреляет», «АВХ убивает венгров». Раненных и скончавшихся в свалке у Радио несли по улицам, возбуждая озлобление и мятежное настроение.

Военное министерство направило к Радио отряд пограничников и два батальона танковых и мотомеханизированных войск. Во время движения по городу и при виде происходящего у Радио эти войска утратили дисциплину и фактически распались. Лишь немногие присоединились к защитникам, часть солдат и офицеров перешла на сторону повстанцев, остальные попросту разбежались.

В половине двеннадцатого среди охраны появился первый убитый: майор Ласло Ковач, преподаватель академии имени Петёфи. Когда танки, загородившие было ворота, ушли и толпа устремилась во двор, Ковач с десятком человек бросился ей навстречу. В этот момент кто-то выстрелил ему в голову. Майор был убит наповал. Ошеломлённая толпа остановилась, несколько демонстрантов пытались оказать Ковачу первую помощь, но, убедившись в его смерти, понесли его тело в помещение во дворе.

В половине первого ночи охрана Радио получила разрешение «открыть ответный огонь». В последнюю минуту была сделана ещё одна попытка убедить толпу разойтись. В час ночи охрана Радио открыла огонь боевыми патронами на поражение. Восставшие повели ответный обстрел Радио с чердаков соседних дворов, из подворотен, из окон, из-за труб. Около трёх часов ночи положение защитников Радио стало критическим: боеприпасы были на исходе, а обещанная Главным командованием помощь не появлялась. Нападающие всё настойчивее продвигали свои огневые позиции к Радио, а на рассвете в ряде мест прорвались внутрь. Теперь они держали под перекрёстным огнём переходы, лестничные клетки и наружные комнаты, препятствуя передвижению защитников, изолируя их и разделяя на отдельные группы. После восьми утра сражение во внутренних помещениях разгорелось в полную силу. Атакующие проникали по незанятым проходам в лабиринте коридоров и комнат, местами пробивали стены и появлялись за спиной защитников.

Около девяти часов сопротивление прекратилось. Солдаты сложили своё оружие, сняли головные уборы, ремни, гимнастёрки, шинели, переоделись в штатские пальто и рабочие халаты, полученные от работников Радио, с которыми они перемешались в ожидании мятежников.

Пока происходили все эти события у Радио, восстание, в которое переросла вечером 23 октября демонстрация, охватывало столицу. Одни из демонстрантов опрокинули бронзовый памятник Сталину, другие скопились возле редакции «Сабад Неп». Подавляющее большинство сотрудников газеты было на стороне оппозиции. Один из них обратился к толпе с приветственной речью, тогда как в редакции срочно готовили листовку в поддержку демонстрации. В это время приблизилось шествие с телом одного из убитых у Радио; пришедшая в ярость толпа ворвалась в помещение «Сабад Неп», сбила с крыши красную звезду, стала выбрасывать на улицу советские книги. Листовки, подготовленные редакцией, жгли не читая.

Разгромлен был и книжный магазин «Горизонт», в котором продавалась русская и советская литература. Книги были выброшены на улицу; затем их сгребли в большие кучи и подожгли.

Скопления людей были отмечены также возле Западного вокзала, у моста Маргит и в некоторых других местах. Более или менее значительные группы рассыпались по городу в поисках оружия; они врывались в казармы, требуя его у солдат, шарили в стрелковых тирах и в помещениях Венгерского добровольного союза защитников родины, захватывали склады военизированной заводской охраны. Забирали всё, что могло сойти за оружие – даже спортивные малокалиберные и духовые ружья, холостые патроны. Угоняли грузовики из гаражей, развозили захваченное оружие по городу, раздавая прямо в толпу любому желающему. Останавливали автомашины на дорогах; грузовики забирали, а легковые «победы» опрокидывали и поджигали.

Ситуация в Будапеште стремительно выходила из-под контроля властей. То, что ещё днём представало как праздничное, хотя и несколько возбуждённое шествие, трансформировалось в безумную ярость толпы.