Буденновск. Пресс-конференция. Репортаж ребенка
Двадцать пять лет назад я мечтала стать журналистом. А еще лучше — репортером. Представляла, как диктор НТВ (того, «старого» НТВ, конечно) говорит: «…об этом — наш специальный корреспондент из горячих точек Анна Марголис». А потом экран переключается на меня, я стою на фоне каких-нибудь беспорядков, в зимней шапке, изо рта идет пар, поправляю микрофон и с небольшой задержкой (как-никак прямое включение) начинаю говорить: «Здравствуйте, меня слышно? Да, действительно здесь сейчас обстановка напряженная…». Впрочем, и на менее тщеславный вариант — работу в газете — я тоже была согласна.
Но к работе имелось непреодолимое препятствие: мне было 13 лет.
В июне 1995 года случился теракт в Буденновске. Это сейчас слово «теракт» стало привычным, но тогда происходящее казалось мне каким-то совершенно нереальным.
27 июня 1995 года, воспользовавшись знакомством, я смогла попасть на пресс-конференцию правозащитников и депутатов, вернувшихся из Буденновска. Я хотела услышать своими ушами о том, что же произошло, увидеть своими глазами людей, которыми я восхищалась, и написать репортаж.
В этом году я нашла листки с детскими попытками написать стенограмму пресс-конференции и чистовик, который написала уже дома. Куча ошибок (никогда больше не буду упрекать своих детей за безграмотность!), корявый почерк, стилистические штампы с претензией на лихость пера и обязательные быто- портретные зарисовки — все, что тогда казалось мне удачным, серьезным, а порою и искрометным, превратилось со временем в смешной и одновременно грустный документ — часть моей биографии, но и часть общей истории, к которой я тогда остро чувствовала себя причастной.
Журналистом я не стала. Когда это стало возможным, не было уже ни старого НТВ, ни свободы печати. Глядя назад, не могу сказать, что события в Буденновске я как-то переосмыслила с годами: люди, которых я уважала тогда — я уважаю и сейчас, правозащитный и гражданский взгляд мне, как и раньше, важнее государственного и официального, и насилие все так же вызывает омерзение. Но, вспоминая те события, не могу не отметить, как изменилась точка отсчета. Вранье, ошибки и преступления власти 1995 года воспринимаются как естественное положение дел, а человеческая составляющая — например, разговор Черномырдина с захватчиками по телефону, который еще к тому же транслируют по ТВ — практически шокирует. Тогда мне было очевидно, что, несмотря на все сложности и трагедии, впереди нас ждет становление демократических институтов, всяческая свобода и демократия. Иного я не допускала. Теперь же, преступления власти представляются чем-то настолько обыденным и органичным, что удивляют только те, кто не утратил способности им удивляться, а мне приходится каждый раз одергивать себя: «Аня, это НЕ норма!», чтоб не сбить окончательно какой-то «нравственный компас».
Но репортаж сохранился.
Депутаты из Буденновска
ДЕПУТАТЫ ИЗ БУДЕННОВСКА
В редакцию газеты «Бабуния»
От спецкора А. Марголис
27 июня 1995 года
Взгляд с 12-го ряда.
Все происходило в Доме кино на Васильевской улице. Народу много. С.А. Ковалев и остальные депутаты опаздывают. Чтобы заполнить время, какой-то пожилой мужчина играл на рояле, а потом завел лекцию про то, каким замечательным композитором был Шостакович — что безусловно правда, но весьма неуместно.
В первом ряду сидит Гайдар(чик). Со всех сторон лезут камеры.
…А вот и они явились: Ковалев, Осовцов, Борщов и журналист из «Известий», фамилию которого я, к сожалению, не успела записать. Ковалев и Борщов при галстуках и пиджаках, а Борщов в темной майке с короткими рукавами и с затемненными очками. Многие встали, я в том числе. Дальше произносит небольшую речь вездесущая Алла Гербер и передает слово и, соответственно, микрофон, который один на всех, Сергею Адамовичу.
За неимением магнитофона я привожу его речь вкратце и не слово в слово, но общие мысли будут ясны. Итак:
«Надо ли рассказывать последовательность событий в городе Буденновске? Верно нет. Но должен сказать общие оценки.
- Террористический акт, заложники — это безусловно трагедия. Всемирно установлено, что терроризм является одним из самых тяжких преступлений. Это неоспоримо.
Жертвы среди мирного населения. Держать заложников — это жестокость. Но я должен вам сказать, что то, что заложники подвергались жестокому обращению и даже насилию — это ложь. Вы можете спросить у врачей, у самих заложников. Я вам гарантирую, что это неправда.
- Можно надеяться и надо требовать прекращения боевых действий. Да, это национальный позор. Но надежда есть.
Еще несколько очень важных деталей:
«Решение о штурме (цитирую) «кровавый идиотизм». Посудите сами. Внушает ли доверие государство, которое может рискнуть 1000 граждан во имя борьбы со своими врагами?! Уничтожить своих врагов такой ценой!
…Реальную картину о происшедшем составить можно, если… знать, как читать между строк.
…Никто из власти не собирается всерьез расследовать эту трагедию.
А вы слышали, как оценил это все президент России?!?! Ельцин сказал, что, мол, это дело неясное. Это российско-чеченская граница.
Цитирую: «Да если бы чеченцы знали, что их владения простираются так далеко, то может никакой войны не было бы! Ну что за чушь!? Карту ему что ли не показали? (смешок в зале). Это, наверное, сознательное вранье»
Дальше говорил Осовцов.
«Я постараюсь быть короче, так как все самое главное уже сказал Сергей Адамович. Если бы не мною глубоко уважаемый Сергей Адамович, то многое могло не получиться.
…Штурм главным образом уничтожил заложников. Отключили свет и воду, но один кран все-таки работал. Технически я это объяснить не берусь. Так вот, работал один кран. Чтобы добраться до него, нужно было проходить мимо окна. Рядом все буквально было залито кровью. Не лужа крови, а буквально все было залито, и стены, и даже потолок. Насколько я знаю, около этого окна были убиты двое чеченцев и четверо или пятеро заложников. Классический случай «Засада за водопоем.»
Затем Осовцов рассказывал про договор о перемирии из Москвы, в который не включили пункт о том, что все должно решаться переговорами. Про то, как они звонили в Москву и там ответили, что пункт не включили по техническим причинам. И что вот, скоро пришлют факс. Факс еще долго не приходил и так далее.
Осовцев налил себе Боржоми в бумажный стаканчик и в свою очередь передал микрофон Борщову. Каждый из них старался, видимо, говорить меньше предыдущего, так как он тоже начал так:
«Я постараюсь быть значительно короче своего э-э-э… коллеги. Я хочу сказать, что после Буденновских событий война вышла на новый уровень. Все жестокости признаны военной нормой.
Я недавно говорил с Ельциным и сказал ему, что нужно снять Ерина и Ко, на что Ельцин просто ответил: “Ну а где я найду такого, как Ерин министра?” (Дикий хохот зала). «Действительно, где нам такого найти?» (сказано, конечно, с сарказмом)
Ну вот, а потом позвали выступить немецкого журналиста Гисберта Мрозека, у которого убили жену. Он вышел на сцену, тощий, в очках, весь в черном. Все до единого человека встали. Воцарилась тишина. Одна из самых тихих и ужасных тишин в моей жизни. Ни звука, ни шороха, ничего. Он начал говорить по-русски, почти без акцента. Я знаю, что эта статья и так затянулась, но эту историю обязана опубликовать.
«Я не могу про это молчать, но не могу и говорить. Но я буду говорить. Медленными и сухими словами.
Мы выехали туда 17 июня. Ровно в этот день 7 лет назад мы познакомились с Наташей в очереди в пиццерию.
…Наташа сидела рядом со мной на заднем сиденье машины. Мы уже проехали десяток постов. В 10:30 остановились около поста под Буденновском. Наши документы проверили, и мы поехали дальше. Проехали 100 метров, и тут выстрел и огонь через машину. Она упала мне на руки и сказала: «Меня убили…я умираю.» Я кричал на помощь и говорил, что этого не может быть. Она умерла через две-три минуты, я не считал. Это было мгновенье и век одновременно.
Нам сказали, что солдат выстрелил нечаянно и ушел. Случайная эта пули или нет? Ведь стреляли из крупнокалиберного БМП. Чтоб из него стрелять, надо сначала снять предохранитель. Это не пистолет, где рука поскользнется, и он выстрелит…
…Проехало ГАИ. Нам нужно было в город, в больницу. У меня рука была только изранена осколками, так как она была на Наташиной спине. ГАИ сказало: “Мы заняты ” и уехало».
Он ушел со сцены. Алла Гербер вызвала сказать несколько слов Е. Гайдара:
«Дорогие друзья!
В Буденновске решалась не только судьба заложников, но я думаю, и отчасти судьба Будущего России. Попытка силовых методов, ясно, что не остановит террористические акты. Почему же сразу надо стрелять по госпиталям (он так и сказал: госпиталя́м — прим.авт.)
В среду у меня было ощущение трагедии. Терроризм и так далее — какая там демократия!!!
Мне позвонил Сергей Адамович и сказал: “Я еду, вряд ли получится, но надо попробовать”. Я тоже пытаюсь помочь. Ковалев сделал много, но если бы вовремя не поступил бы правильно Виктор Степанович Черномырдин… Я по себе знаю, как трудно премьер-министру. Но он принял на себя это решение. Он поступил смело, как мужчина и разумный политик».
Это далеко не все, что он сказал, часто говорил про Черномырдина, явно его похваливая.
После него вызывали, каждый раз неправильно произнося его фамилию, председателя конституционного суда Чечни Гелисанова. Рассказывал, как он пытается пробивать двери к властям, чтобы хоть чего-то добиться для Чечни.
Во время всех выступлений приходили записки. Наконец Ковалев начал отвечать на них:
«Тут пришел вопрос, сколько нам заплатили за это? Вы думаете, что мы от кого-то кормимся! Не от Дудаева, так значит от еще кого-нибудь, если нет, так от ЦРУ. От кого-то кормимся, и соответственно продаем Россию. Так вот, я хотел бы сказать людям, написавшим эту записку, что так Россию, которая существует для них — не продашь… она никому не нужна, а настоящую Россию купить нельзя — она не продается!!! (оглушительные аплодисменты). А сколько заплатил Дудаев, спросите у своего Степашина, вы ему доверяете, он всегда все знает (смех).
А вот еще один странный вопрос “Кто мешает Чеченцам жить мирно?” Да кто мешал?! Мы мешали. Мы вводили танки! У нас дискриминируют “лиц кавказской национальности”! Чеченцы давно поняли, да и вы бы поняли, если бы были на их месте — с такой страной жить нельзя».
«…Мне прислали одну записку, — сказал журналист из Известий», которого, я выяснила, зовут Валерий Яков, — с предложением извиниться за одну свою статью по двум вопросам. Про то, что президенту это было выгодно, и что «Альфа» не захватила первого этажа. И то и другое правда, и извиняться я не буду» (аплодисменты).
После ответов на записки, как всегда, появились выскочки из зала. Один пьяный мужик и какая-то тетка. Они кричали что-то вроде: «А где вы были, когда чеченцы выгоняли русских?…» и т.д. и т.п.
Журналисты облепили Ковалева, а он достал сигаретку, тут подбежала женщина и заохала: «Тут курить нельзя», но, по-видимому, поняв, с кем разговаривает, добавила: «Но потихонечку можно».
Я успела стащить с трибуны одну из записок. Она была сложена вчетверо и адресована Сергею Адамовичу. Вот часть этой записки:
«Кто позволил стрелять в ночь “штурма”?»
И действительно, кто?
P.S. Я хочу поблагодарить Людмилу Юрьевну Бойцову (Люсю) за то, что она взяла меня с собой на эту конференцию.
Буденновск-25 1
Записка
Ковалеву С.А,
Сергей Адамович!
Кто и как защитит мою семью от налета «незаконных» формир.
Спасибо.
(на обороте)
- Кто позволил стрелять в ночь «штурма»
- С.А. Почему вы не говорите о том, что нас постоянно угнетают и обворовывают кавказцев. Пример: четверостишие на стене бульвара Я. Райниса
