9 подвигов товарища Маленкова
В предыдущей статье «Машина пропаганды» мы рассказали читателям о том, как в период Большого террора работали пропагандистские и идеологические подразделения аппарата ЦК ВКП(б). Теперь остановимся на деятельности другой партийной «машины» – кадровой, ставшей для очень многих старых большевиков своего рода Машиной Судного дня. Частушки, вынесенные в эпиграф, стали гулять по просторам СССР летом 1953 г., после пленума ЦК КПСС, «разоблачившего» всесильного главу советских органов безопасности. Однако это был далеко не первый случай, когда преемник Сталина на посту главы советского правительства Георгий Маленков «раздавал пинки» своим товарищам по партии.
Последние годы в ходу следующая версия: Маленков был добрым, незлобивым человеком, как сейчас принято говорить, – патриотом-государственником, крепким хозяйственником, не чуждым некоего либерализма и склонности к реформам. В Казахстане еще в начале декабря 2006 г. на здании Экибастузской ТЭЦ Маленкову, который когда-то там директорствовал, установлена мемориальная доска. В 2007 г. в издательстве «Вече», известном своей «патриотической направленностью», вышла комплиментарная книга Рудольфа Баландина «Георгий Маленков. Третий вождь страны советов», а совсем недавно в феврале и марте 2017 г. на его родине в Оренбурге прошла одноименная выставка, которая сейчас добралась и до Москвы.
Между тем, изучение партийных документов периода т.н. ежовщины дает нам несколько иной образ сталинского выдвиженца Георгия Максимилиановича Маленкова. Посмотрим по документам, чем занимался в эти два с небольшим года наш герой. Осенью 1936 г. партия бросила секретаря ЦК Николая Ежова на руководство органами. Образовавшееся вакантное место заведующего ключевым отделом ЦК – Отделом руководящих партийных органов (ОРПО), надзиравшим над всеми партийными комитетами страны, занял его 34‑летний заместитель Георгий Маленков. Деятельность работников этого отдела, что проходила в тиши кабинетов на Старой площади, еще ждет своего исследователя, мы же расскажем только о видимой части айсберга.
***
В конце лета 1937 г., по мере приближения пика Большого террора, партийная печать все активнее пропагандировала мысль о необходимости выдвижения «новых людей». В своей передовой в августе 1937 г. «Правда» писала: «При выдвижении иногда стараются искать людей со стажем, с богатой анкетой, как будто только этим определяется качество работника. Длительный стаж работы или солидный партийный стаж не является еще основным критерием. … Основной признак – беспредельная преданность партии …. безграничная ненависть к врагам народа».
Для проведения процедуры «омоложения руководства» обкомов и крайкомов, особенно, когда под каток попадали члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б), из центра, как правило, посылался один из секретарей ЦК. Наиболее часто таким человеком был фактический руководитель Оргбюро ЦК Андрей Андреев. Выезжали на места Лазарь Каганович и Андрей Жданов. Из членов Политбюро, не входящих в Секретариат, для разгрома местного руководства ездил в Ереван Анастас Микоян. Всю же рутинную, подготовительную работу, необходимую для того, чтобы быстро и без особых проблем провести замену партийных боссов, делали Маленков и его ведомство.
Те, из перечисленных выше советских вождей, которым посчастливилось пережить Сталина, оставили мемуары. По понятным причинам, о собственной роли в проведении репрессий против товарищей по партии они благоразумно не упоминают. Маленков никаких воспоминаний не оставил, но уже после его смерти и развала СССР, в 1992 г. его сын, Андрей Маленков выпустил небольшую книжку «О моем отце Георгии Маленкове». Маленков-младший также выступает в СМИ, где называет активное участие своего отца в репрессиях мифом.
Ссылаясь на воспоминания отца, Андрей Маленков пишет: «В 1937 году по поручению Политбюро он (Г. Маленков – С.Ф.) выезжал для проверки положения дел с руководящими кадрами в Белоруссию, Армению, Ярославль, Тулу, Казань, Саратов, Омск, Тамбов. Следует сказать, что аппарат ЦК был в то время буквально завален анонимными и подписанными доносами на руководителей всех рангов, письмами и апелляциями тех, кто был отстранен, письмами на доносителей. Во всем этом море информации и дезинформации было очень нелегко установить правоту или неправоту авторов письма».
Между тем документы местных парторганизаций свидетельствуют, что это «море» было, так сказать, рукотворным. Именно неустанная деятельность сначала Ежова, а потом самого Маленкова и привела к его появлению. Список же мест, приведенный Андреем Маленковым, по всей видимости, достаточно точен. По крайней мере, просмотр материалов обкомов, крайкомов и республиканских ЦК, поступивших в свое время в сектор информации ОРПО, позволил выявить лишь еще один выезд Маленкова, не упомянутый его сыном. Рассмотрим эти поездки Маленкова в хронологическом порядке.
Курск
8–11 января 1937, в компании с секретарем ЦК Андреевым и заведующим Сельхозотделом ЦК Яковым Яковлевым, Маленков принял участие в пленуме Курского обкома, на котором секретарь обкома Иванов был заменен членом ЦК партии Борисом Шеболдаевым. Уже спустя полгода Андрееву снова пришлось выезжать в Курск для проведения решения ЦК о разоблачении Шеболдаева как врага народа и назначении на его место Георгия Пескарева. Пескарев, в свою очередь, в мае 1938 г. в присутствии заместителя Маленкова по ОРПО Петра Селезнева, на пленуме обкома был заменен Павлом Дорониным. Пескарев же был арестован и в 1939 г. расстрелян.
Ярославль
В Ярославль Маленкова взял с собой Каганович, который по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) приезжал на проходившую с 7 по 12 июня облпартконференцию. Вместо обвиненного в связях с врагами народа Антона Вайнова, из Москвы на должность секретаря обкома был прибыл член Комиссии партконтроля, заместитель Кагановича по Наркомату путей сообщения Николай Зимин. Выступая на конференции, Вайнов успел доложить представителям ЦК, что под его руководством «всего по Ярославской области с апреля 1936 года по май 1937 года за троцкистскую деятельность репрессировано 718 человек, а правых всего лишь 45. Это не считая тех, кто репрессирован за шпионскую, диверсионную деятельность, считая церковников и сектантов. А если взять все контрреволюционные элементы, то получается около 2.000 человек» Однако усердие Вайнова не оценили и он был заменен Зиминым. Спустя пару месяцев Вайнов был расстрелян.
Зимин провел в Ярославле и области «большую» работу. Уже в январе 1938 г. он заявлял на пленуме обкома, что «нет ни одного мало-мальски крупного предприятия, на котором бы не была разоблачена банда врагов народа». Отблагодарили его в традициях того времени. Уже после его расстрела, в апреле 1938 г. пленум Ярославского обкома отмечал: «благодаря исключительной зоркости Сталинского ЦК ВКП(б) решением ЦК ВКП(б) была прекращена вражеская работа, был разоблачен и обезврежен враг партии и народа, шпион-террорист Зимин».
Саратов
В Саратове Маленков появился вместе с секретарем ЦК партии Андреевым и секретарем ЦК ВЛКСМ Петром Вершковым на пленуме обкома 17 июля 1937 г. для проведения в жизнь решения Политбюро «О руководстве Саратовским обкомом». Согласно этому решению секретарь обкома, член ЦК партии Криницкий был объявлен врагом народа, а руководство организацией временно возложено на Андреева.
Пленум обкома по рекомендации Андреева и Маленкова избрал вторым секретарем обкома Владимира Калачева. После этого Маленков уехал в Москву, а Андреев оставался в Саратове вплоть до 31 июля, когда на следующем пленуме обкома и.о. 1‑го секретаря был избран Констанин Абаляев. Прямо на пленуме по докладу Андреева 10 членов и 2 кандидата были выведены из состава обкома.
После отъезда московских руководителей, Абаляев продолжал действовать в том же духе. В октябре 1937 г., на следующем пленуме обкома партии, он доложил о выводе из его состава сразу 43 человек, причем 37 из них уже были арестованы. Когда в феврале 1938 г. Абаляев был объявлен врагом народа, пленум обкома отменил решение о массовом исключении. Однако в состав обкома были возвращены лишь трое из арестованных ранее руководителей, остальных, скорее всего, уже не было в живых. На этом же пленуме в феврале 1938 г. место Абаляева занял Калачев, который в свою очередь в мае того же года был сменен Вершковым. Абаляев в 1938 г., Вершков в 1939 г., Калачев в 1940 г. были репрессировны.
Минск
В столицу Белоруссии Маленков и уже упоминавшийся заведующий Сельхозотделом ЦК Яковлев прибыли на пленум ЦК компартии Белоруссии 29 июля 1937 г. Позже роль Маленкова в разгроме белорусских партийных, советских и хозяйственных кадров отмечалась в выступлении на XXII съезде КПСС тогдашнего руководителя белорусских коммунистов Кирилла Мазурова. Последний приписал Маленкову и Ежову исключение из партии во время обмена партдокументов (в 1935 г. – С.Ф.) половины республиканской парторганизации.
В протоколах пленума ЦК КП(б)Б есть тексты речей и многочисленных выступлений Яковлева, текста выступления Маленкова нет (было ли оно, выяснить по документам не удалось), но имеются его многочисленные реплики во время заседаний.
Среди выступавших на пленуме были люди, доносы которых вероятно и привлекли к этой парторганизации внимание ОРПО. Например, член ЦК КП(б)Б Жидков, обращаясь к сидящему в президиуме Маленкову, говорил: «Я должен сказать, что мое отношение к Каменштейну (бывший член ЦК КП(б) Белоруссии – С.Ф.) не только известно ЦК КП(б)Б, но и ЦК ВКП(б). Товарищ Маленков очевидно мое письмо получил».
Во время выступления старых партработников, пытавшихся понять, что происходит, Маленков учинял им форменный допрос по стандартной схеме. Например, спросив ответработника Домбровского, с какого года он является членом партии и узнав что перед ним большевик с 1909 г., Маленков забросал его вопросами о «старых связях».
Номинальный руководитель компартии Белоруссии Василий Шарангович, который начал работать в этой должности всего лишь за 3 месяца до этого, на пленуме отсутствовал. Еще 27 июля Политбюро ЦК ВКП(б) сместило его с должности и передало дело на него в НКВД. В марте следующего 1938 г. на процессе т. н. правотроцкистского блока он, признавшийся в шпионаже в пользу Польши, пытался выдать себя за сообщника Бухарина, с которым не общался ни разу в жизни.
Казань
В столицу Татарской АССР Маленков выезжал в августе 1937 г. По оценке, данной партийными историками в 1962 году, целью его поездки было «шельмование честных коммунистов». Пленум Татарского обкома собирался на свои заседания с 26 по 28 августа 1937 г. для рассмотрения вопроса о только что «разоблаченном» секретаре обкома Альфреде Лепе. Работой пленума руководила комиссия ЦК ВКП(б) в составе Маленкова, двух его сотрудников Владимира Кривопалова, Бориса Ревского и его же помощника Дмитрия Суханова. Вел заседания нарком внутренних дел Татарии Александр Алемасов, еще 20 августа 1937 г. решением Политбюро освобожденный от работы в НКВД и назначенный на место Лепы. Работником НКВД он стал в этом же 1937 году, а до этого работал секретарем Воронежского горкома партии, что, вероятно, и предопределило его выбор Маленковым. Татарский журналист Михаил Бирин, ссылаясь на архивные документы, утверждает, что Алемасов во время допроса бывшего председателя СНК Татарии Кияма Абрамова, арестованного еще летом 1937 г., сломал ему в двух местах единственную руку. Ни доклад Алемасова, ни выступление Маленкова в протоколах не сохранились. Тем не менее, обсуждение докладов членов обкома и реплики Маленкова еще раз дают возможность понять методы его работы.
На пленуме, в основном, разоблачали ближайших сотрудников Лепы. Один из них, член бюро обкома Моисей Вольфович, был буквально затерроризирован Маленковым. Основной упрек Маленкова в адрес Вольфовича – недоносительство. В том же он обвинял и члена партии с 1918 г. председателя ЦИК Гумера Байчурина, много лет проработавшего в Татарии. Вопросы, которые он задавал, могли поставить в тупик любого функционера. Маленков, например, спрашивал Байчурина: «Почему враги считают тебя своим человеком?» Старый партийный вельможа, не привыкший к такому обращению, начинал приводить факты, которые по его понятию должны были оправдать его в глазах представителя ЦК: «Сотни документов можете найти в ЦКК, я всегда беспощадно разоблачал врагов, кто Абрамова (председатель СНК ТАССР – С.Ф.) разоблачил? Если бы это письмо я не написал и если бы это письмо не попало к Маленкову, то Абрамов еще сидел бы и сейчас на работе».
Что же касается руководителей более мелкого ранга и особенно более молодых, то они поняли, что настал их час. Многочисленные злоупотребления партийной верхушки, о которых они знали лучше, чем кто-либо, давали им возможность приводить аргументы, опровергнуть которые было невозможно. Например, член обкома М. А. Кузьмин лицемерно вопрошал Байчурина: «Разве вы товарищ Байчурин не знали об этих вещах, разве вы не знали о дачном строительстве? Разве вам не был известен вопрос о растранжиривании денег, когда только на одно пиво было истрачено 139 тысяч рублей?» Коррумпированные старые большевики, слыша это от своих недавних молодых соратников, вероятно, только дивились их внезапно проснувшейся честности. Ирония судьбы заключалась в том, что сами разоблачители, часто, несмотря на молодость, тесно связанные со старой верхушкой, доживали свои последние дни.
В этом смысле очень показателен пример второго секретаря обкома Галима Мухаметзянова. Когда в начале 1936 г. в возрасте 28 лет этот полуграмотный (окончил лишь начальную школу) бывший руководитель татарского комсомола был переброшен на партийную работу он, вероятно, был самым молодым секретарем обкома партии в стране. Его партийный стаж к этому времени составлял всего 6 лет. Мухаметзянов еще в первой половине 1937 г. понял, что хочет ведомство Маленкова от таких, как он молодых партийцев. На пленуме обкома он рассказывал: «Особенно решительно я стал настаивать на выдвижении молодых работников после разговора с т. Маленковым в апреле 1937 года, когда он поставил передо мной вопрос: вы говорите, что вы молодой, в этом есть и положительное, вы должны знать молодых людей, молодые кадры, надо их выдвигать решительно и смело».
При всем том, Мухаметзянову, несмотря на очень высокую активность в деле разоблачения своих старших товарищей по партии, не повезло – уже в конце октября 1937 г. он был выведен из обкома как «репрессированный органами НКВД». Сменивший Лепу Алемасов не только вычистил все руководство республики, но и уцелел, что для члена партии с 1919 г. было большой удачей. На XVIII партсъезде был избран кандидатом в члены ЦК. Однако после снятия с работы в Татарии в 1942 году началось медленное, но верное движение вниз. 20 января 1948 г. в особо секретном порядке ЦК ВКП(б) рассмотрел вопрос «О записке секретаря Полтавского обкома КП(б)У т. Маркова о недостойном поведении кандидата в члены ЦК ВКП(б) секретаря Кременчугского горкома КП(б)У т. Алемасова в связи с денежной реформой». После этого партийная карьера Алемасова завершилась. Упомянутые выше Вольфович и Байчурин были расстреляны в Казани в один день – 9 мая 1938 г.
Ереван
Визит Маленкова в Армению в сентябре 1937 г. также упоминался на XXII съезде КПСС. По обычаю того времени в уничтожении руководящего состава республики был обвинен член антипартийной группы Маленков. Сидящий в президиуме съезда Микоян благоразумно не коснулся этой темы в своем выступлении.
Пленум ЦК компартии Армении начался 15 сентября и с небольшим перерывом продолжался вплоть до 23 сентября 1937 г. Руководила работой пленума группа ответственных функционеров ЦК, в которую вошли член Политбюро Микоян, заведующий ОРПО Маленков, его помощники Суханов, Донской, Смирнов, работник центрального аппарата НКВД бывший секретарь Харьковского обкома партии Михаил Литвин, присутствовал и член ЦК партии секретарь ЦК компартии Грузии Лаврентий Берия. Главное сообщение, которое названо в протоколах «письмо т. Сталина», делал Маленков. Его суть сводилась к тому, что недавно назначенный 1-й секретарь ЦК компартии Армении Аматуни и другие высшие руководители республики – замаскировавшиеся враги народа. 18 сентября пленум избрал комиссию под председательством Маленкова и на несколько дней приостановил работу для выяснения обстоятельств дела.
В день начала пленума, из Москвы в Ереван уходит, подписанная Сталиным и Молотовым и адресованная Маленкову и Литвину телеграмма, в которой среди прочего есть такие директивы: «Пусть Маленков вызовет к себе Агрба (1-й секретарь Абхазского обкома партии – С.Ф.), сделайте ему небольшой допрос и арестуйте немедля. Пусть Маленков вызовет к себе второго секретаря ЦК Азербайджана Акопова, учините легкий допрос и арестуйте. Мы не доверяем Аматуни, считаем его троцкистом, но пока не стоит его арестовывать, а нужно собирать о нем материалы». 17 сентября Сталин, в разгар первой половины пленума, приказывает тем же деятелям: «Двадцатого сентября Микоян будет в Ереване. Поговорите с ним о необходимых изменениях в составе руководства Армении и новых кандидатурах. После этого числа 25 или 26 Маленков пусть выезжает в Москву, а Литвину придется пока задержаться в Ереване и ждать распоряжения Ежова». В этот же день Сталин, видно решив, что Маленков необходим ему в Москве, повторно телеграфирует с требованием выезжать Маленкову не 25, а 22 сентября 1937 г. Пленум возобновил работу 22 сентября и вечером этого же дня на нем выступил Микоян. В этот же день он, Маленков и Литвин в шифротелеграмме Сталину просят его «для действительной очистки Армении … разрешить дополнительно расстрелять 700 человек из дашнаков», так как по их словам «разрешение на 500 человек … уже исчерпывается». В результате работы комиссии Маленкова пленум «разоблачил» как врагов народа 1-го и 2-го секретарей компартии Армении А. Аматуни и Ст. Акопова, председателя СНК Гулояна и наркома внутренних дел Мугдуси, а также целый ряд других руководителей самого высокого ранга. Срочно прибывший из Тбилиси секретарь тамошнего горкома партии Григорий Арутюнов, уже под фамилией Арутинян был избран и.о. 1-го секретаря компартии Армении. Арутинов-Арутинян пробыл на своем посту вплоть до ноября 1953 г., когда, наконец, как ставленник Берии был отстранен от руководства. Позже решением Комитета партконтроля Г. Арутюнову за «подхалимаж в адрес Берия» было объявлено «строгое партийное взыскание». Что же касается, Аматуни, Акопяна, Гулояна и Мугдуси, то все они были расстреляны в 1938 г.
Тула
Поездка Маленкова в Тулу состоялась весной 1938 г. К этому времени тульской парторганизацией все еще руководил, пересидевший все сроки, старый большевик Яков Сойфер. Судя по документам, его так увлекла борьба с врагами народа, что он начисто забыл о более насущных заботах: весенний сев оказался под угрозой срыва. Как это отмечалось в материалах, прошедшей в июле 1938 г. облпартконференции, этому помешал лишь приезд в Тулу 5 апреля 1938 «бригады ЦК ВКП(б), возглавляемой т. Маленковым». Уже 10 апреля 1938 г. Политбюро снимает Сойфера и назначает на его место бывшего до этого вторым секретарем Сталинградского обкома Ивана Виноградова. Сойфер же, как это отмечалось в материалах той же конференции, оказался «германским шпионом с большим стажем». Летом 1938 г. он был расстрелян.
Тамбов
Мы не можем точно утверждать, что Маленков в период Большой чистки ездил в Тамбов. В мае 1938 г. пленум обкома заменил на посту 1‑го секретаря Ивана Чуканова на Ивана Седина. Последний, выступая на пленуме, сказал, сославшись на Маленкова, что Чуканов, скорее всего, будет использован на хозяйственной работе в другой области. При этом из стенограммы не ясно когда и где состоялся этот разговор: еще в Москве, в Тамбове или речь шла о беседе по телефону. Чуканов, как «руководитель право-троцкистского подполья в Тамбовской области», уже через четыре месяца был арестован и умер во время допроса в ноябре 1938 г.
Омск
Пребывание Маленкова в Омске пока не подтверждается партийными документами. Тем не менее, некоторые события, происходившие там, в 1937 и 1938 гг., заслуживают особого внимания, и потому остановимся на них более подробно.
В Омске закончилась карьера первого руководителя ОРПО ЦК ВКП(б) Дмитрия Булатова, который с марта по декабрь 1934 г. возглавлял этот отдел. Именно его вскоре после убийства Кирова, в начале 1935 г. сменил Ежов.
Булатов, что называется, из кожи лез, чтобы доказать свою лояльность Сталину. Его выступление на июньской облпартконференции изобилует «фактами» вражеской деятельности своих бывших товарищей и подчиненных. Вот в каком тоне, например, он говорил о бывшем кандидате в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Николае Угланове, посланном в свое время на работу в Омскую область: «Угланов из Тобольска удрал, но его поймали в Ярково между Тюменью и Тобольском. В Ярково его словили и отобрали партбилет, а затем и арестовали». Тем не менее, на июньском пленуме ЦК партии Булатов подвергся критике со стороны Сталина за слабую борьбу с врагами народа. 4 октября 1937 г. открылся пленум Омского обкома, на котором Булатов доложил об исключении из партии 486 человек, в том числе 95 врагов народа.
Особо возмущала Булатова, по его словам, недопустимая мягкотелость в приговорах, проявленная судом и прокуратурой во время, начавшихся этой же осенью по директиве ЦК, местных показательных судебных процессов. Он призвал «выкорчевать засевших в прокуратуре и суде либералов и примиренцов». Однако это не помогло – после разносной критики в его адрес, Булатов сам предложил снять себя с должности. Соответствующее решение Политбюро ЦК о снятии с должности и исключении из партии было оформлено уже 8 октября 1937 г.
По воспоминаниям бывшего руководителя ВЛКСМ Александра Мильчакова, занимавшего в конце 1937 г. пост начальника Главзолота, репрессирован Булатов был при следующих обстоятельствах: «В Главзолото прислал письмо Д. Булатов, за месяц до этого снятый с поста первого секретаря Омского обкома партии. Булатов просил меня дать ему хотя бы небольшую работу где-нибудь на прииске. Я хорошо знал Булатова, работал его заместителем в Оргинструкторском отделе ЦК партии. … Я пошел с письмом Булатова к Кагановичу. Каганович раздраженно взял письмо: Не ставьте передо мной таких вопросов! Булатов завтра же был арестован». Булатов был расстрелян по личному предписанию Берии в октябре 1941 г.
***
Описывая выезды Маленкова на места, мы недаром останавливались на дальнейшей судьбе отдельных областных партруководителей. На первый взгляд, может показаться, что назначения, проведенные ОРПО ЦК ВКП(б) в течение 1937 г., сплошь ошибочные. Действительно, ведь подавляющее большинство подобранных и назначенных Маленковым секретарей «оказались» врагами народа. На самом же деле, это была хорошо продуманная акция. Старые большевики были уничтожены руками таких же, как и они, заслуженных партийцев. Смертельно перепуганные, они были готовы делать что угодно, лишь бы сохранить собственную жизнь.
Резюмируя, можно констатировать, что период Большого террора, не будучи членом ни одного высшего выборного партийного органа, Маленков решал судьбы сотен и тысяч старых (не по возрасту, а по партстажу) заслуженных большевиков: разъезжая по стране и громя руководство партийных организаций, он очень часто отправлял партийных секретарей прямо из зала заседаний непосредственно в руки НКВД. Многие руководители, на которых он еще недавно смотрел снизу вверх, почувствовав приближение расправы, умоляли о пощаде, просили за свои семьи. Некоторые партийцы, не выдержав массированного давления московских функционеров, кончали жизнь самоубийством.
Головокружение от успехов-2
Как это бывало не раз, большевистские функционеры в погоне за «планом» не смогли вовремя остановиться – наступило «головокружение от успехов». Это лицемерное сталинское выражение времен коллективизации, вполне применимо и к периоду «ежовщины». Уже к началу 1938 г. руководству ОРПО и, следовательно, Сталину стало совершенно ясно, что процесс чистки стал выходить из-под контроля центра.
В Москве в январе 1938 г. открылся пленум ЦК, ставший очередной ступенькой в восхождении Маленкова к вершинам власти. Пленум открыл А. Андреев и сразу же предоставил слово для доклада Маленкову, который, присутствовал на заседании с пригласительным билетом. Формально доклад Маленкова был посвящен ошибкам парторганизаций, допущенным при проведении «борьбы с врагами народа». Участники пленума узнали, что только за прошедший, 1937 г. было исключено из партии около 100.000 человек, 24.000 из них за первую и 76.000 – за вторую половину года. Маленков поспешил подсластить пилюлю и добавил, что 65.000 бывших коммунистов подали апелляции и по данным Комиссии партконтроля, которая занималась разбором этих дел, от 40 до 75 процентов исключенных, подавших апелляции, обычно восстанавливались в партии. Разумеется, что данные о числе расстрелянных и репрессированных коммунистов приведены не были.
Главный смысл сообщения Маленкова сводился к тому, что в ряде крупных парторганизаций проведение террора против номенклатуры зашло настолько далеко, что привело «к дезорганизации работы руководящих партийных и советских органов». Вместо того, чтобы выдвигать новые кадры на местах ряд руководителей, уничтожив старый командный состав, стали просить пополнение из центра, так как считали, что местные кадры поголовно заражены вредительством. Такой подход, вероятно, в корне отличался от целей и планов Сталина.
Среди лидеров террора были названы организации, возглавлявшиеся яркими представителями старой номенклатуры: Свердловская (Столяр), Ярославская (Зимин), Казахстанская (Мирзоян), Ивановская (Симочкин), Куйбышевская (Постышев), Азербайджанская (Багиров). В ближайшие после пленума месяцы все они будут репрессированы. Исключением стал Багиров, которого, как можно предположить, спасла его приближенность к Берии.
Как известно, во время пленума ЦК главным провинившимся оказался кандидат в члены Политбюро, 1-й секретарь Куйбышевского обкома Петр Постышев. Многие годы советские историки характеризовали его как невинную жертву «культа личности». Между тем материалы пленума и речь на нем самого Постышева не дает для этого никаких оснований. Руководитель Куйбышевского обкома, выступая на пленуме, в частности заявил: «Я подсчитал и получилось, что областью 12 лет руководили враги (Хатаевич, Шубриков, Левин). … Возьмите председателей райисполкомов – все враги, 66 председателей. Подавляющее большинство вторых секретарей райкомов, я уже не говорю о первых, все враги, и не просто враги, шпионы: поляки, латыши».
Как выяснилось на пленуме, Постышев не только не пытался контролировать процесс террора на местах (район и ниже), но и без санкции ЦК распустил 34 райкома партии на том основании, что в результате арестов в них не было кворума для нормальной работы. Постышев проявил редкую несообразительность и почти до конца пленума пытался убедить членов ЦК в своей правоте, приводя все новые и новые факты размаха шпионажа и вредительства в области. На лицемерный вопрос Николая Булганина: «Получается, что нет ни одного честного человека?» Постышев ответил: «Я говорю о руководящей верхушке. Из руководящей головки – из секретарей райкомов, председателей райисполкомов почти ни одного человека честного не оказалось. А что Вы удивляетесь?»
Разумеется, никто и не удивлялся, но время таких деятелей, как Постышев, прошло. Он, в ответ на упреки Маленкова, пытался говорить, что в свое время, когда на основе указаний ЦК пачками отстранял от своих должностей партийных чиновников, у руководства ОРПО не было к нему никаких вопросов. Обращаясь к членам ЦК Постышев недоуменно заявлял: «Ни разу Маленков меня по этому вопросу не заслушивал (о роспуске райкомов – С.Ф.) и ни разу я ему не отвечал». В ответ на это, на трибуну был выпущен специально приглашенный выдвиженец Маленкова, 2‑й секретарь Куйбышевского обкома партии Николай Игнатов, иезуитское выступление которого окончательно деморализовало Постышева. Закономерным итогом пленума явилась замена Постышева на Никиту Хрущева в должности кандидата в члены Политбюро, скорый его (Постышева) арест и расстрел в 1939 г.
***
Чтобы понять, как на практике проводился в жизнь тезис об «исправлении ошибок», посмотрим для примера, что происходило в том же Омске после снятия Булатова. Его преемником был назначен Федор Наумов, переброшенный с должности второго секретаря Кировского крайкома. История его падения хорошо иллюстрирует методы работы коммунистических руководителей вообще и Маленкова, в частности. Судя по документам, уже в мае 1938 г. Маленков пришел к выводу о необходимости снятия Наумова с поста.
Ряд руководителей области (второй секретарь обкома Захар Лаврентьев, председатель облисполкома Сергей Евстигнеев, секретарь партколлегии Абрам Слепой), находясь по делам в Москве, неоднократно приглашались в ОРПО ЦК, где Маленков говорил с ними о массовых арестах и исключениях из партии в Омской парторганизации. Тем не менее, для снятия Наумова материалов не хватало. Маленков напутствовал омских руководителей фразой: «нам нужны материалы на Наумова». При этом «он обращал их внимание» на то, что бывший шеф Наумова по работе в Кирове Абрам Столяр разоблачен как враг народа. Учитывая, что, по словам Маленкова, есть вероятность избрания Наумова на конференции первым секретарем обкома, было решено отсрочить ее проведение под предлогом необходимости завершения полевых работ.
Узнав каким-то образом об этих интригах, Наумов забеспокоился и стал звонить в Москву, предлагая вызвать его в ЦК для дачи соответствующих объяснений. Однако заместитель Маленкова по ОРПО Владимир Донской заявил ему: «мы Вас не вызываем, чтобы не отрывать от работы. Не нужно беспокоиться, работайте по-прежнему». В декабре 1938 г. Наумов был, наконец, смещен со своей должности. На состоявшейся с опозданием в 7 месяцев партконференции, в феврале 1939 г. он был обвинен в необоснованных репрессиях против членов партии и семейственности.
Заместитель начальника Омского УНКВД Александр Расказчиков, в ответ на многочисленные упреки делегатов по поводу репрессий и даже пыток коммунистов, заявил, что его ведомство руководствовалось указаниями, которые получало от секретаря ЦК партии Андреева. По словам Расказчикова, Андреев все время обвинял партийное руководство и УНКВД «в слабости работы по разгрому контрреволюционного саботажа». Почти сразу последовало выступление присутствовавшего на конференции инструктора ОРПО ЦК Геннадия Готовцева, заявившего, что «омские руководители допускали неправильное толкование и извращение указаний, которые давал в обкоме секретарь ЦК партии т. Андреев». Кстати, указания эти давались ночью в специальном вагоне, куда Андреев вызывал для отчета местных руководителей.
Позже в своих мемуарах, Никита Хрущев напишет об Андрееве: «Андрей Андреевич сделал очень много плохого во время репрессий 1937 года. Возможно, из‑за своего прошлого он боялся, чтобы его не заподозрили в мягком отношении к бывшим троцкистам. Куда бы он ни ездил, везде погибало много людей»
Что касается самого Наумова, то если бы подобное произошло бы с ним на 5–6 месяцев ранее, скорее всего, он был бы уничтожен. Во второй же половине 1938 г., несмотря на то, что Наумова упоминали в партийных документах без приставки «товарищ», он всего лишь был отправлен на 5 лет на учебу, после которой благополучно проработал на мелких партийных и хозяйственных должностях вплоть до 1965 г.
***
Спустя уже год с небольшим после январского пленума ЦК, на XVIII съезде партии, Георгий Максимилианович Маленков, из разряда малоизвестных широким массам функционеров, перейдет вначале в разряд «видных», а позже и «выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства». Впереди будет война, послевоенная опала, фабрикация «ленинградского дела», устранение Берии и, наконец, кратковременное пребывание на самом олимпе власти.
В статье использованы документы дел описей 3 и 21 фонда 17 Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ).
