Мятеж, а у нас без войны
В преддверии годовщины Венгерского восстания 1956 года Уроки Истории публикуют воспоминания Ю. В. Алексеева, который в принимал участие в подавлении мятежа в качестве солдата-срочника. Для удобства читателей и из-за своего размера воспоминания публикуются в два приёма.
Венгрия 1956. Воспоминания
(Ставрополь)
Итак, всё ясно: мы будем служить в Венгрии. В моем дневнике запись: 6 октября, скоро отправка. Уже прошли курс молодого бойца, приняли присягу. За три месяца несколько раз были боевые стрельбы. Приехали «покупатели». Так называли тогда офицеров сопровождения, приехавших за новобранцами. Наверное, во всех странах мира так или приблизительно так называют их и сейчас.
Осень 1956 года. Приятно было видеть не товарные вагоны, не «скотские», как иногда их называли, а настоящие, пассажирские. Погода выдалась чудесная: теплая, золотая осень. Едем быстро, одноколейка, и на мелких полустанках видим составы, уступавшие нам дорогу. И вдруг на одном из них мы стоим пятнадцать минут, потом ещё, и ещё. Наконец с грохотом промчался состав… с дровами. В нашем купе (удача!) разместились земляки-ставропольцы, ребята грамотные, окончившие в большинстве среднюю школу, и потому весело зубоскалили о стратегическом преимуществе дров над солдатиками срочной службы. Наш эшелон пошел следом, но значительно медленнее, чем раньше.
Перегон показался длинным, а вот и станция, посёлок при станции виднелся в низине. Строгие белые кубики домиков, ряды улиц хорошо просматривались сверху. Пока ещё Россия. Эшелон стал, по всей станции разбросаны брёвна и брёвнышки, при ясной и сухой погоде вдруг на дорогах и пешеходных стёжках видны следы потоков воды. Разрешили выйти из вагонов. Оказалось, что эшелон с дровами налетел на эшелон со спиртом. Дрова разлетелись, как спички, сколько-то цистерн со спиртом лопнули, спирт вылился на землю, потоком устремился вниз, к посёлку. Расторопные жители ведрами вычерпывали спирт из образовавшихся луж и канав. Мы уже не смеялись, представив себя на месте эшелона с дровами. Что это, случайность или «работа» спецслужб?
Так хотелось проездом увидеть Будапешт, другие города Венгрии. Это уже Европа! Но подъезжали к Будапешту поздним вечером. Едем совсем медленно. Полная темнота за окном, электрическое освещение в вагоне слабое. Какой-то монотонный звук под полом вагона: тук-дзвяк, тук-дзвяк, гнетущее ощущение неизвестности. Опять остановка: проходят по эшелону два офицера, спрашивают у всех гражданскую специальность. Не зная, как хранятся документы в пути, мы опять смеялись уже тупости наших «покупателей»: неужели нельзя было посмотреть в сопроводительных документах, было бы значительно быстрее. Прошел слух – солдатская почта, – мадьярские машинисты забастовали, долго искали «охотника» – машиниста среди местных жителей, наконец нашли за шесть булок хлеба, но нужен был кочегар, вот и искали среди солдат кочегара.
Будапешт объехали стороной, только издали были видны огни большого города, нам сказали, что это и есть Будапешт. Приехали на конечную станцию ранним утром. Пешком идем на перевалочный пункт. Смотрим: в каждом окне зданий военного городка виднеется то пулемет, то силуэт солдата с автоматом, у входа в часть – бронетранспортер, суета в самом городке. Мы, «грамотные и умные», «догадались» – попали в самый разгар войсковых учений. Потому и оставили нас на плацу на целый день, как будто забыли про нас, только изредка новые «покупатели» уводят одну группу за другой.
Наконец, вечером нас, оставшихся, провезли на крытых машинах в часть, где мы будем служить, в г. Дьёр. Там нас хорошо накормили, мы приустали и с радостью получили приказ «отбой», спать, значит. Я всегда быстро засыпал, а здесь – только глаза закрыл: «Подъём, тревога!»- дневальный кричит, солдат. Но мы, же грамотные, понимаем: «Не спеши, робя, ещё надоест вскакивать без причины». Усталость и сон давили всех, «подъем» проходит вяло. Забегает в казарму дежурный сержант: «Подъем, боевая тревога!». Мы тут поняли, что это «уже кое-что», и зашевелились быстрее. Не дают нам покоя, видим начальника «карантина» майора: «Подъём, мать вашу, боевая тревога!». Хотя было сказано и без русского мата, но это подействовало по-настоящему, как приказ.
Построились, привели нас в какое-то длинное одноэтажное строение, похожее на сарай, видим: стоит пушка «сорокопятка», зенитная установка с двумя стволами, вдали, в темноте, ещё что-то. «Смирно! Вольно! Слушай приказ». И вводит нас майор в текущую обстановку: в Венгрии начался мятеж против народной власти, весь наш 57-й гвардейский, мотострелковый, орденов Суворова и КутузоваIII $3 cтепени полк со всей материальной частью – вооружением, боеприпасами и хозяйственной частью уехал по тревоге на границу с Австрией, так как старая венгерская армия разбежалась, а на границе могут быть неприятности со стороны наших бывших союзников по борьбе с фашизмом. Вы, молодые новобранцы, остаетесь здесь, в городке, и ваша обязанность защищать этот клочок венгерской земли, как частицу нашей социалистической Родины. «Вам сейчас выдадут стрелковое оружие, можете выбирать сами, но огня не открывать, только по приказу, в ответ на выстрел, после того, как выстрелили в вас». В уголке стояли три винтовки образца 1897 года, русские, трехлинейные, модель 1931 года, несколько автоматов АК, «калаши», как их потом, спустя много лет будут называть, карабины СКС и несколько автоматов ППШ, куча пистолетов всех мастей, начиная от Макарова и кончая Стечкиным – офицерское оружие. Я выбрал трёхлинейку, так как в школе мы изучали эту штучку, и я знал устройство, мог собирать-разбирать. Паники среди нас не было. Всё воспринималось, как обыкновенные полевые учения, но всех волновал вопрос: «А что мы будем делать? С каким другим оружием будем воевать? Неужели этими винтовками и пистолетами придется защищаться?»
Бедолаги! Мы не задали себе другой, более важный вопрос, как мы будем воевать с нашим «боевым» опытом. «Вот это вооружение,- показывает майор на пушки, – даны нам для защиты городка. Кто служил в артиллерийском полку?». Молчание. «Кто умеет обращаться с артиллерийским оружием?» «Кто видел пушку?». Гробовое молчание. «Кто хочет быть артиллеристом?». Сразу выскочило несколько человек. «Сержант, — продолжает майор, — выберите пять человек, идите к пушке, чтоб за 15 минут научились стрелять и выехали на танкоопасное направление. Сержант, вы знаете, куда».
«Кто проходил курс молодого бойца в танковой части? Нет таких? Здесь в городке три танка: один на ходу, но на нем нет вооружения; два других без двигателей, но у одного только пушка, у другого – пулемет; танк-самоходка отбуксирует два других на позиции. Но у всех экипажей некомплект по одному человеку. Кто работал трактористом или шофером, шаг вперед.» Вышли несколько человек. «Трактористы со стажем больше года, ещё шаг вперед». Вышли трое. «Командиры танков, взять по одному человеку, и на позицию бегом марш!»
«Кто хочет быть зенитчиком?», уже не спрашивая о знакомстве с зенитками, вопрошает командир. Здесь сделал шаг вперед и я. Как и предыдущим «артиллеристам», аналогичную «инструкцию» дал и нам майор. Стоящую недалеко пушку с двумя стволами покатили в один из пустующих углов. Сержант: «Основное для вас сейчас- перевод из походного положения в боевое и обратно. Наводить на цель так», – показывает. Я успел сесть на место горизонтального наводчика. «Наведите туда,- показывает,- туда. Молодцы. Мы станем тоже на танкоопасное направление, покатили». Прикатили пушку «на место», метрах в 30 от забора вне городка, недалеко какая- то дорога, «оборудовали позицию», стали копать окоп для себя.
Сержант, дав задание, пошел в часть, а мы, зная, что земля-матушка – наша спасительница, вырыли окоп такой глубины, что находившиеся в яме три человека не могли выбраться даже с помощью работающих двух наверху. К счастью, подошел сержант и пожурил нас: мол, не могли догадаться сразу, копать порожки в яму, ведь получился же не окоп, и не землянка, а настоящая яма, противотанковая, разумеется.
Естественно, патроны и снаряды ни к какому оружию, в том числе и личному, нам не дали. И потому сразу же все «зеленые солдатики», в первые же минуты получения оружия, начали щелкать затворами и спускать курки. «Не щелкать!», – не один раз приказывал майор,- у солдата раз в год лопата стреляет!» Но ведь есть подленькие души: только командир повернется в одну сторону – в другой раздается треск.
Поутру, поочерёдно, группами, нас водили в баню. И вот там произошло «ЧП», причиной которого была наша недисциплинированность, такая детская безалаберность. Раздевалка — предбанник был большой; у одной стены раздевались, готовясь помыться, у другой – уже одевались чистые «огурчики». Конечно, и здесь не обошлось без щелчков затворами. « Не баловаться!» — в который уже раз приказывал сержант. Не тут-то было! Рядом со мной сидел вроде бы приличный парень, городской, не в пример нам, сельским «грамотеям», но как только сержант отвернётся,- он втихаря «срежет» какую-нибудь «дичь»: то в один сапог на противоположной стороне «пальнет» из своего «ТТ», то в другой – хозяева сапог ещё мылись.
Выходили из бани – из моечного отделения, конечно, не все сразу. Вышедший первым уже стал наматывать портянки, сидя, выставив ногу. «Интересно, — вдруг заявляет мой сосед, — а попал бы я в ту ногу, если бы пистолет был заряжен?» . И… щелк. В закрытом помещении гулко раздался выстрел. Портянка солдата покраснела от крови. Надолго запомнилась бессвязная речь соседа: «А… она… почему- то выстрелила!». Раненого отвезли в госпиталь, в Россию. А для нас это был жестокий урок значения случайности в жизни солдата: по всей вероятности в патроннике когда-то остался патрон, пистолет тщательно не осмотрели на складе, при контрольном выстреле и последующих «щелканий» происходили осечки, пока не произошла беда – боёк сработал.
