Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Если мы хотим прочесть страницы истории, а не бежать от неё, нам надлежит признать, что у прошедших событий могли быть альтернативы». Сидни Хук
Поделиться цитатой
14 июля 2014

Мой друг Parteigenosse. Плен

Продолжение рассказа Игоря Свинаренко о судьбе ветерана Вермахта. Предыдущие части можно найти по ссылке.

Война войной, а обед по расписанию, как говорится. Кормили немецких солдат, вспоминает Райнер, не до отвала, но вполне сносно: давали говяжью колбасу и некое подобие рагу, овощи с картошкой. А иногда обед был из двух блюд – перед этим рагу давали ещё на первое суп из крупы, то бишь жидкую кашу. Но чего уж жаловаться.

Слышал я разговоры, будто в Вермахте офицеры и солдаты получали одинаковую пайку, но вот Райнер рассказал, что комсоставу готовили отдельно. Всё-таки. Мне приятно это слышать, а то как-то напрягали те разговоры, что мы вот делили героев на касты, а фашисты были, якобы, демократичней.

И конечно, проводилась всякая боевая учеба. После высадки союзников в Нормандии немецких бойцов стали натаскивать на тему – какие бывают марки и модели. Наверно, чтоб не сбить свой случайно.

Воевал Райнер недолго.

У него получился как бы Blitzkrieg (молниеносная война), только началась – и сразу кончилась. Для него, во всяком случае. В апреле 1945-го стало ясно, что игра сделана, и ставок больше нет. В какой-то апрельский день, число уж не вспомнить, к Ганноверу подошли английские войска. Они взяли мост, который прикрывала интересующая нас зенитная батарея – ну и на кой теперь она? Чего защищать? Немецкие командиры решили своих зенитчиков перепрофилировать. Теперь, по новой концепции, им предстояло подбивать танки. Gott strafe England! Теперь уже на земле, а не в небе. Райнеру и ещё одному солдатику дали по винтовке – они были трофейные, непонятно чьи, и на каждую приходилось всего по три патрона – а где ж взять больше, откуда – и Panzerfaust. Panzer – это танк, броня, а Faust – кулак, как известно. Ветеран Вермахта пояснил, что это нечто типа базуки, а нам эта штуковина известна по военным фильмам, такая узкая (не широкая как у ПЗРК) труба на плече, а из нее торчит некая как бы булава, которая, собственно, и должна подбивать танк. И вот эту противотанковую группу из бывших зенитчиков отправили на дорогу, чтоб остановить английское наступление. Бойцы спрятались на обочине в каких-то руинах, затаились и стали ждать…

Однако, англичане появились не там, где их ждали – а с тыла. Они заметили бойцов и открыли огонь из автоматов. Конечно, можно было им как-то ответить из винтовок или вовсе жахнуть фаустпатроном, повести себя героически, по-мужски! Но Райнер и сейчас помнит мысль, которая его посетила тогда:

– Нет, мне жить ещё не надоело!

Так они и лежали тихо, без движения, пока трое англичан не подошли к ним и не подняли вояк пинками. Немцы встали, подняли руки, они всё-таки благоразумно решили сдаться. Могли их, конечно, и расстрелять на месте, теоретически, – но на самом деле Райнер такого от англичан совершенно не ждал, считая их весьма цивилизованной нацией. Впрочем, их репутация в его глазах сильно пошатнулась, когда британский сержант не только сорвал у него с головы каску, но ещё и закатал рукав кителя. В поисках, как выяснилось, часов. Не найдя их, сержант не сильно огорчился, у него и так на руке уже тикало четыре «котла».

– Не обижайся, пожалуйста, – заблаговременно попросил меня Райнер и продолжил:

– Скажу тебе, что такого я ожидал бы, скорее, от русских. Англичане-то вроде ж не имели проблем с часами…

Часы союзников интересовали, но они, что удивительно, даже не обыскали пленных! Хотя в кармане у кого-то из них вполне могла быть спрятана, к примеру, граната.

– А ещё англичанин отрезал мне… – я присмотрелся к Райнеру – уши вроде на месте, оба!

– Отрезал погоны. Как сувенир, что ли. Там было три звездочки, он, небось, решил, что я офицер! А это просто вместо лычек у нас было, звезды.

Пленных собрали в кучу и на грузовиках повезли в Вестфалию, там под Мюнстером уже был устроен пункт санобработки. По прибытии на место пленных первым делом обработали против вшей: посыпали порошком ДДТ. Райнер помнит, что обработанным ставили штамп за ухом, – ну, как животным на бойне ставят. После выдали одеяла: по два на шестерых. А почему не одно на троих? Очень просто: на одно одеяло все укладывались, поперек, а вторым эти шестеро укрывались. Пищевое же довольствие – а это важнейший ведь вопрос, и на фронте и в плену – было такое: 6 галет в день. Потом обезвшивленных посадили в грузовики, аж по 50 человек набили, столько могло только стоя поместиться – и повезли в Бельгию, в лагерь.

Да, да, Бельгия, причем франкофонная ее часть! (Во Фландрии они задержались совсем ненадолго). Я напомнил Райнеру, как мы с ним говорили по-французски, в России.

– Но почему – по-французски? Не помню я такого.

Ну, забыл, и не удивительно, прошло 30 с чем-то лет. Причина была простая. Мы выпили, и тянуло на шутки, на некоторый кураж. И то ли всерьез, то ли в шутку – я засомневался тогда, что он служил на Западном фронте и был в плену на Западе же.

– Если бы отбывал срок в Бельгии, то ты б знал французский!

На который он – в доказательство своей правоты – и перешёл тогда. Я отвечал, как мог, беседу поддержал как-никак. И свои сомнения тогда снял.

Сегодня он про это не помнит и рассказывает про другое:

– К сожалению, я всего год учил французский, в школе. И говорил совсем чуть-чуть. Но в лагере переводил кое-как. Это всё ж лучше, чем ничего!

Работали зеки в шахте. Туда их из лагеря возили на товарняке, это было совсем близко, пять остановок, там ещё и местный поезд ходил. Райнер был в проходке, а это всегда в ночь – дневная и утренняя смены были добычные. Кто был из западной зоны, тех отпустили по домам уже через пару месяцев. А кто из восточной – те отмотали двушку с хвостиком. Обещали выпустить в августе 1947-го, если будут хорошо работать и выполнят план. Почти так и вышло – в сентябре освободили. Лагерное начальство жалело освободившихся и пугало: из восточной зоны вас всех в Сибирь отправят! Было реально страшно.

– А не было такой мысли – поехать в западную Германию?

– Нет, конечно!

– Что, тебя социализм заинтересовал?

– Какой социализм! У меня же на Востоке оставалась мать и сестра 9-ти лет. Мать – вдова солдата, отчим погиб в Росси, в 1943-м. Конечно, она как вдова получала за него пенсию, но – какую? Мне надо было семью кормить…

Перед отправкой по домам зеков продержали три недели в карантине. Райнер вернулся домой, в свой маленький городок, от которого, впрочем, остались только руины. Тут поработала авиация союзников! Которую пытался, но не смог остановить Райнер и его сослуживцы…

Продолжение следует.

Похожие материалы

10 марта 2012
10 марта 2012
Немецкий историк Лотар Диттмер представляет несколько ярких эпизодов протестных движений в истории Германии, стартуя с самого начала Нового времени: крестьянские движения, революция 1848 г., борьба женщин за эмансипацию, антивоенные выступления 1920-х, сопротивление национал-социализму – эти сюжеты попадают в фокус очерка.
29 июня 2015
29 июня 2015
Немецкое вторжение удивляет куда меньше, чем удивил в свое время русско-немецкий пакт от 23 августа 1939 года. Дело не только в том, что «Моя борьба» всегда давала представление об истинных намерениях Гитлера. Уже в апреле 1939 года Гитлер произнес в Вильгельмсхафене полубредовую речь, в которой назвал Советскую Россию «еврейским паразитическим грибком», а в публичных заявлениях неоднократно упоминал о своих видах на Украину и даже на полезные ископаемые Урала.
29 июня 2015
29 июня 2015
Немецкое вторжение удивляет куда меньше, чем удивил в свое время русско-немецкий пакт от 23 августа 1939 года. Дело не только в том, что «Моя борьба» всегда давала представление об истинных намерениях Гитлера. Уже в апреле 1939 года Гитлер произнес в Вильгельмсхафене полубредовую речь, в которой назвал Советскую Россию «еврейским паразитическим грибком», а в публичных заявлениях неоднократно упоминал о своих видах на Украину и даже на полезные ископаемые Урала.

Последние материалы